Будь что будет - Жан-Мишель Генассия
Для Жоржа время разделилось на до и после, жизнь потеряла смысл, он сидел в прострации, не ел, не мылся, не отвечал, когда Ирен к нему обращалась, иногда по щекам катились слезы, и он их даже не утирал. Тяжесть давила на грудь, не давая дышать. Врач отказался прописывать лекарства, которые сделают только хуже, посоветовал заняться физическими упражнениями и есть красное мясо. Эта болезнь оказалась совсем некстати, Ирен работала в Эпине над «Жаном Шуаном» и была по горло завалена подгонкой костюмов революционной эпохи на статистов. Она возвращалась в полночь, брала Жоржа за руку, вытаскивала из дома, и они гуляли по берегу Марны – он плелся, как немощный старик, она пересказывала студийные сплетни, упоминала Луитца-Мора, такого любезного режиссера. Слушал ли Жорж? Ирен не знала, как донести до его сознания, что за эти три месяца сбережения растаяли, на следующий платеж она еще наскребет, но что делать, если он не вернется на студию? Я слышала, что Дефонтен наконец-то берется за «Бельфегора», с понедельника начинается подготовка к съемкам на три месяца, они сейчас набирают команду. Тебе надо встряхнуться, Жорж, подумать о чем-то другом. Жорж замер, глядя в пустоту, потом взял руку Ирен, сильно ее сжал, Я хочу, чтобы у нас родился мальчик, мы назовем его Рудольфом.
Жорж вернулся на работу, стал приносить домой получку, но больше не улыбался, приходил поздно или не приходил вообще, ничего не объясняя. Ребенка все никак не получалось. Почему так долго? Если окажется, что Ирен не способна родить, это станет катастрофой. Жизнь текла почти по-прежнему, Жорж переходил от фильма к фильму, Ирен часто простаивала, он пытался замолвить за нее словечко главному костюмеру, но тот не брал ее, потому что она медленно работает, Мы занимаемся кино, а не высокой модой, тут надо пошевеливаться, и потом, твоя жена не хочет в конце дня гладить костюмы, мол, она портниха, а не гладильщица. Жорж работал в Булони над интерьерами «Наполеона» Абеля Ганса, съемки которого начались два с половиной года назад, стоили целое состояние, на них были заняты двести техников, и требовалось построить сто пятьдесят декораций в натуральную величину; Жорж трижды переделывал бальный зал поместья Мальмезон – Ганс, из раза в раз недовольный пастельной росписью, требовал, чтобы оттенки соответствовали общему колориту замка, хотя фильм черно-белый, Псих, который воображает себя художником и снимает по двадцать дублей. А Дьёдонне[6] возомнил себя императором и разговаривал только с самим собой. Продюсер рвал на себе волосы, съемки по шестнадцать часов в день вымотали всех, Жорж ночевал в пансионе в Булони, чтобы не таскаться туда-обратно, фильм должен был идти восемь часов, продюсер разорился, съемки остановились, потом возобновились. Жоржа выставили со съемочной площадки после драки с коллегой, которому он засветил в глаз, когда тот назвал Валентино «пидором, размалеванным, как девка» и посмеялся над его гротескной мимикой, – оба замечания были нестерпимы для Жоржа, который проводил вечера в кинотеатре «Мажестик», где безостановочно крутили «Сына шейха», посмертный фильм почившего кумира, прекраснейший из всех, и при каждом просмотре он восклицал, как современна и потрясающе убедительна актерская игра величайшей звезды всех времен, ушедшей так рано. Во время съемок ленты «Деньги» Марселя Л’Эрбье Ирен обнаружила, что беременна.
Наконец-то.
Жорж редко появлялся дома, и когда он забежал за кое-какими вещами, она сообщила ему прекрасную новость. Кажется, он удивился, Ну надо же! И тут же исчез. Она воздержалась от замечаний – ведь он мгновенно взрывается, будет кричать, упрекать ее в том, что она все время жалуется и не хочет работать, а однажды он схватил ее за руку и начал трясти, как грушу.
По воскресеньям она оставалась одна, Жорж больше не водил ее потанцевать.
Из-за кризиса в Жуанвиле уже три месяца не было съемок, – к счастью, Ирен работала портнихой на дому. Мадлен Янсен хотела поменять двойные шторы в своем огромном доме в Сен-Море посреди парка и фруктового сада, Нужно что-то повеселее, с бахромой и цветными подхватами. Расходы на позументы ее не волновали, она заказала ткань из Венеции. У Мадлен был особый характер, она не ведала усталости даже после ежеутренней двухчасовой прогулки быстрым шагом. Едва проглядывал луч солнца, она устраивалась в шезлонге за лавровой изгородью и могла загорать так часами. Со своим мужем, капитаном Янсеном, она лишь неделю оставалась в Суассоне, где квартировал в казармах его 67-й пехотный полк, Я чуть не умерла со скуки, вы себе не представляете, там ничего не происходит, ну просто-таки ничего. Года через два Шарля, может быть, переведут в Нанси или Ренн, а позже в Париж.
Они с Ирен обнаружили, что родились в один день, но в разных местах. Мадлен, чья вера в знаки судьбы и в синхроничность была тверже гранита, восхитилась таким совпадением, а вдобавок у обеих одинаковый рост, метр шестьдесят три, и один размер ноги, тридцать девятый[7], Нам было суждено встретиться. Мадлен решила отметить их общий день рождения вместе, с кузинами и соседками; сама она питалась только миндалем и грецкими орехами, но заказала шоколадный торт и домашний бисквитный пирог с клубникой; обе одновременно задули свечки. Одна была счастлива, вторая – нет. Можно ли стать настоящими подругами, если вы принадлежите к разным мирам? – думала Ирен, не привыкшая ни к такой роскоши, ни к такой легкости. Но Мадлен заявила, что кого хочет, того и любит, Дружбу чувствуешь, это не объяснить.
Когда Мадлен не было дома, Ирен заставала ее у Жанны, лучшей подруги, получившей в наследство половину банка «Братья Шмидт», – дамы были неразлучны еще со школы. Жанна вышла за некоего Виреля д’Эперне, владельца знаменитого дома шампанских вин, и жила по соседству с Мадлен в огромном особняке, окруженном английским парком, с видом на Марну; интерьер она постоянно переделывала, но ей все равно не нравилось. Ирен с изумлением открыла для себя ее коллекцию вечерних платьев, половина от Пуаре, половина от Пату, которая занимала гардеробную на втором этаже и пополнялась каждый месяц, хотя хозяйка заверяла, что почти не выходит в свет. Жанна была великодушна и, когда Ирен восхитилась бежевым трикотажным костюмом от Пату с невидимыми швами, отдала его в подарок, потому что ей самой костюм никогда не нравился и она надела его только в день примерки. Когда Ирен призналась Мадлен, что беременна, та воскликнула, Я тоже! Это ведь знак, правда? Наши дети будут жить в более человечном мире.
Месяц спустя Жанна обнаружила, что тоже беременна,
