Душа Лахора - Читра Банерджи Дивакаруни
Гуддан сидит в стороне. На ее прекрасном лице до странности умиротворенная улыбка. Это меня пугает.
– Сестра, – спрашиваю я, – почему ты улыбаешься?
Она не отвечает, словно не слышит меня.
Время течет медленно, как смола. Наконец Дхиан присылает нам весточку: можно прийти отдать последние почести Саркару. Приходит из своего хавели Май Наккайн и занимает место во главе колонны. Я беру Гуддан за руку, и мы босиком идем по двору. Солнце высоко поднялось над изогнутой крышей павильона Наулакха. После шторма прошлой ночью небо лазурно-голубое. День будет чудесный.
Тело Саркара лежит на полу Бурджа, и в смерти оно будто стало меньше. Его вымыли и одели в белое. Вокруг суматоха. Поскольку махараджа уважал все религии, брамины читают нараспев отрывки из «Бхагавад-Гиты», мусульмане возносят погребальные молитвы, а старый раги поет дрожащим голосом: «Смерть их уже предрешена, когда смертные приходят в мир». Я потрясенно узнаю человека, певшего на моей свадьбе. Он велит нам побрызгать на ноги Саркара водой из Ганга. Некоторые женщины с воем валятся на пол, но не я. Саркару это показалось бы безвкусным.
Я знаю, что надо внимательно посмотреть на махараджу, запечатлеть в памяти его черты, но разум сопротивляется. Это усохшее тело – не мой любимый муж. Тогда я закрываю глаза и вижу человека в сияющих белых одеждах, который поднял меня в седло Лайлы и унес в волшебный мир.
Проходит совсем чуть-чуть времени, и Дхиан просит нас удалиться. Многие придворные, вожди и министры соседних царств ждут своей очереди отдать последние почести. Даже некоторые губернаторы из княжеств под британским протекторатом приехали с дарами для погребального костра.
– А можно нам на похороны? – шепчет одна из рани, обращаясь к Май Наккайн.
Та печально качает головой, потом отвечает надтреснутым голосом, полным боли:
– Рани могут только наблюдать за процессией с балконов зенаны.
Среди нас бояться нечего только Май. Как мать нового правителя, она станет еще более могущественной. Но она плачет, и даже куда больше, чем требует обычай. Глядя на ее опухшие глаза, я понимаю, что она по-настоящему любила Саркара.
Рани, приученные следовать обычаю, движутся за Май к выходу. Внезапно Гуддан выходит из ряда, поднимает покрывало и поворачивается к Дхиану. Я поражена, но Дхиан отвечает ей печальным и понимающим взглядом.
Она звонко говорит:
– Визирь-джи, я хочу использовать свое богами данное право стать сати, сгореть с Саркаром на погребальном костре. – Ее лицо сияет неотмирным светом. Она берет Дхиана за руку, хотя замужней женщине строго запрещается касаться других мужчин, и просит его сохранять верность новому правителю и Пенджабу.
– Я обещаю, дэви, – говорит Дхиан.
Он назвал ее богиней – мне удивительно это слышать. Визирь смотрит на лицо Гуддан, на ее пугающую красоту, словно завороженный. Еще три рани и семь наложниц выходят вперед и встают рядом с Гуддан. Вдохновленные или зачарованные ею, они тоже хотят стать сати.
Неужели только я считаю, что это ужасно?
Дхиан шепотом дает прислужницам указания, как именно устроить церемонию. Брамины громкими молитвами восхваляют женщин, а когда те отдают им свои украшения, молитвы становятся еще громче. У меня такое ощущение, что все выжидающе смотрят в мою сторону.
Меня передергивает. Надо остановить Гуддан, не дать ей пойти на этот ужасный шаг. Я не могу в один день потерять мужа и ближайшую подругу.
* * *
Я уже час умоляю Гуддан:
– Пожалуйста, сестра, не надо этого делать. Лучше раздай милостыню нищим за душу Саркара.
Она спокойно улыбается.
– Деньги мертвы. Я предлагаю богам свое живое тело. За это они благословят нас с Саркаром, и наши души больше не разлучатся. Не пытайся меня остановить. Я давно приняла решение. Таков обычай в доме моего отца, и не так уж это страшно.
На все мои возражения она терпеливо дает ответ:
– Я вовсе не храбрая, скорее наоборот. Знаешь, как тяжело жить вдове? Даже – или особенно – бывшей рани. Мы будем безвластны, нас отовсюду будут гнать, а то и убьют, чтобы казначейство могло забрать себе наши ценности. Но как сати я последую за мужем на небеса, а на земле в память обо мне построят храм.
Служанки одевают Гуддан в свадебную гагру цвета пламени, закрывают грудь дупаттой, проверяют, все ли в порядке. От покрывала она отмахивается. Сати – богини, их больше не надо защищать от взглядов смертных мужчин.
– А как же боль? – восклицаю я.
– У меня есть опиум. Я почти ничего не почувствую.
Голова у меня кружится от усталости. А вдруг подруга права?
Гуддан целует меня на прощание, и я вижу, как светятся ее чудесные глаза, чувствую ее призыв: «Идем со мной, милая сестра. Мы будем вместе с нашим супругом и правителем, защищенные, в покое и радости».
Меня саму удивляет, насколько эта мысль кажется мне соблазнительной.
Внутри шепчет голос, похожий на голоса джиннов в сказках: «Гуддан права. Будущее окажется бурным. Кхарак недостаточно силен, чтобы удержать империю отца. Он сочтет других сыновей Саркара угрозой, от которой надо избавиться, – даже Далипа. Но если ты станешь сати, если отдашь все деньги и украшения Мангле, она сможет увезти Далипа далеко-далеко. Служанка будет ему матерью не хуже тебя, и она гораздо смекалистее. О мальчике забудут, и он будет в безопасности. – Голос продолжает, и звучит все соблазнительнее: – И тебя будут вспоминать. Не как дочь псаря, а как героиню, достойную и любящую супругу Саркара. Единственную сикхскую рани, которая достаточно любила мужа, чтобы взойти с ним костер. Ты станешь богиней».
Слава – это наркотик посильнее опиума.
* * *
Возвращаясь в хавели, я чувствую себя так, будто плыву внутри тихой и глубокой подводной пещеры.
– Почему вас так долго не было? – испуганно спрашивает Мангла. – Другие рани вернулись к себе много часов назад. – Она кладет Далипа на пол, чтобы он подполз ко мне. Я машинально беру сына на руки. Он радостно дрыгает ножками и смеется. Он не знает, что его жизнь изменилась.
Я закрываю глаза.
– Я собираюсь стать сати вместе с Гуддан. Ты должна мне помочь.
– Нет! – кричит Мангла. – Вы же сикх, а не хинду, как Гуддан! Зачем вам делать такую ужасную вещь! Вон Май Наккайн не собирается убить себя. Подумайте, что будет с Далипом, если вы умрете.
– Ты за ним присмотришь.
– Как? Даже если я попытаюсь его спрятать, без покровителя нас точно найдут. Ребенка убьют еще до




