Я, Юлия - Сантьяго Постегильо

– Чем скорее ты привезешь меня к мужу, тем более похвально я о тебе отзовусь.

– Благодарю, госпожа.

– Нет, это я должна благодарить тебя, трибун. Спасибо за то, что ты вывез нас из Рима. Этот город стал смертельной ловушкой для меня и моей семьи. Я никогда не забуду того, что ты сделал.

Юлия направилась к повозке и сама забралась в нее, хотя один из легионеров протягивал руку, желая помочь. Фабий Цилон молча смотрел ей вслед. Хлопоты, связанные с бегством из Рима, оставляли ему мало времени для размышлений, но сейчас, когда они уже покинули город, он стал вспоминать, что говорили ему об этой женщине: красавица, которая… ведет себя не так, как все. Он глубоко вздохнул, провел тыльной стороной ладони по потному лбу, словно желал стереть опасные мысли, гнездившиеся в голове. «Это жена наместника», – сказал он самому себе.

Трибун махнул рукой своим людям: «Уходим».

Колонну, почти сплошь состоявшую из военных, возглавляли тридцать легионеров. За ними ехала повозка с Юлией Домной, Месой и их детьми. Далее – еще тридцать легионеров, Каллидий и прочие рабы Юлии. Замыкали шествие двадцать вооруженных солдат, быстро шагавших на север, прочь от Рима – так быстро, как только позволяли ноги.

– На север! – распорядился Цилон. – Большими переходами!

XVIII. Что решил Квинт Эмилий

Императорский дворец, Рим 28 марта 193 г.

Шел восемьдесят седьмой день царствования Пертинакса. Император, носивший свою пурпурную тогу меньше трех месяцев, сидел в одном из обширных дворцовых атриумов и осматривал тех рабов Коммода, которые еще не были проданы. Поразительно, но после продажи двухсот с лишних рабов во дворце оставалось еще столько же или даже больше. Их тоже предстояло сбыть работорговцам.

Пертинакс подошел к делу с большим тщанием, изучая телесное состояние и внешний вид невольников, спрашивая, не обладают ли они какими-нибудь особыми умениями. Эклект, управляющий императорским двором, которого Пертинакс оставил при себе, оказался очень полезен: он руководил повседневной жизнью дворца и ни разу не высказал недовольства из-за убыли слуг.

На лицах рабов читались ярость и неугасимая ненависть к новому властителю. Неудивительно: жизнь в императорском дворце бесконечно лучше той участи, которая постигнет раба после продажи. Но Пертинаксу требовались деньги, много денег, чтобы выдать вознаграждение преторианцам, купить зерно для раздачи народу, выплатить жалованье легионерам… Рабы всё знали, но что с того? При Коммоде они служили во дворце, дела в империи шли неплохо. Зачем же менять привычный порядок?

Рабы не могли понять, что сумма, причитавшаяся преторианцам, была настолько огромной, что государство дало трещину. Эта трещина уже намечалась в последние месяцы правления Коммода, выбрасывавшего деньги на пустые забавы – гладиаторские игры, травлю зверей в амфитеатре Флавиев, гонки колесниц в Большом цирке… И никаких новых завоеваний, которые позволили бы ему удовлетворить собственные прихоти и чаяния римского народа.

Снаружи послышался шум.

Пертинакс искоса посмотрел на префекта претория: казалось, Квинт Эмилий нисколько не обеспокоен суматохой возле дворца. Если начальник преторианцев хранит невозмутимость, решил император, ему тоже не подобает волноваться. Он стал осматривать следующего раба.

– Это повар, – пояснил Эклект, который, в отличие от Пертинакса и Квинта Эмилия, был явно обеспокоен возгласами, которые доносились снаружи и становились все громче.

– У нас достаточно поваров? – осведомился Пертинакс.

– Более чем достаточно, – заверил его Эклект, с тревогой поглядывая на главную входную дверь в императорские покои.

– Тогда зачем нужен он?

– Ему нет равных в умении готовить морских ежей, которых обожал Коммод. Когда покойный император желал отведать ежей, он обращался к нему.

– Ежи? Его держат только ради ежей?! – не сдержался Пертинакс. Его кровь вскипала каждый раз, когда он видел очередной пример нелепого расточительства.

Эклект уже не отводил взгляда от входа в атриум.

– Может быть, стоит проверить, что делается снаружи, сиятельный? – осторожно подсказал он.

Пертинакс молча кивнул, глядя на Квинта Эмилия. Тот стоял как прежде, с бесстрастным видом, уставившись в пол, не обращая внимания на крики. Эклект направился к двери, но тут в атриум с воплем ворвалась Флавия Тициана.

– Они окружили дворец! И все с клинками! Да хранят нас боги!

Пертинакс повернулся к супруге:

– Кто окружил дворец? Кто с клинками?

Эклект вылетел из атриума и во весь дух понесся к двери. Главным воротам обширного императорского жилища.

– Это преторианцы! Сотни преторианцев! – ответила Тициана, устремив на Квинта Эмилия обвиняющий взгляд.

Пертинакс обнял жену: всем надлежало сохранять спокойствие. Император был уверен, что это очередная попытка мятежа вроде той, которую несколько недель назад предпринял сенатор Фалькон, сидевший сейчас в преторианских казармах и ждавший приговора.

В атриум вошел Гельвий, сын Пертинакса, и сообщил то, о чем все уже догадывались:

– Отец, гвардия снова взбунтовалась! Я все видел в окно!

Мягко отстранив от себя жену, император повернулся к Квинту Эмилию. Его присутствие успокаивало. Если префект претория не с восставшими, значит он как-нибудь их усмирит. К тому же тот сохранял полнейшую невозмутимость. Конечно, жалкие потуги недовольных вновь обернутся неудачей. Пожалуй, в этот раз следует проявить истинную суровость, казнить больше мятежников. Плетей явно недостаточно. Ход его мыслей нарушил вернувшийся Эклект:

– Там триста преторианцев, сиятельный! Они окружили дворец и стоят с обнаженными мечами.

Пертинакс даже не повернулся к управляющему, его взгляд был устремлен на префекта претория.

– Что это означает, Квинт? Ты не способен навести порядок? Сколько еще беспорядков придется на мое правление?

Квинт Эмилий наконец оторвал взгляд от пола и посмотрел на императора:

– Сиятельный Пертинакс больше не станет свидетелем мятежей. Это последний. Мои люди три месяца ждут обещанного. Они воины и не отличаются терпением. Без денег власть – пустой звук.

Он поднял глаза к небу, где собирались дождевые тучи. Хорошо, что он надел зимнюю тунику. Опустив на лицо капюшон, он прошел мимо императора, не сказав ему больше ни слова.

– Квинт Эмилий! Квинт! – закричал Пертинакс. Но массивная фигура начальника преторианцев уже виднелась на пороге.

Квинт Эмилий пересек приемный зал, вышел наружу и обвел взглядом преторианцев, не знавших, что делать теперь.

– Открывайте! – приказал он.

Те повиновались без дальнейших размышлений.

Солнце осветило все уголки приемного зала. Квинт Эмилий, казавшийся гигантским призраком, стоял на верхней ступени лестницы, у подножия которой толпились мятежники – все гвардейцы. Увидев своего начальника, они перестали кричать, но не убрали мечи в ножны.

Пертинакс побежал вслед за префектом претория.

– Квинт! – возопил император, стоя посередине приемного зала.

Эхо его голоса, будто бы