Я, Юлия - Сантьяго Постегильо
Глава фрументариев молчал, ожидая указаний. Ему было известно, как сенатор Юлиан приобрел свое состояние. Он не знал лишь одного: того, что торговля рабами была самым выгодным делом в империи. Дидий Юлиан заговорил снова:
– А ведь можно дать понять Квинту Эмилию, что если он сыт по горло обещаниями Пертинакса, то в Риме найдется тот, у кого хватит денег для всех его людей. Так?
– Так, сенатор.
– Действуй.
– Да, славнейший муж.
Аквилий хотел было уйти, но у сенатора еще оставались вопросы:
– Что слышно о наместниках Британии, Верхней Паннонии и Сирии?
– Наблюдают и выжидают.
– А их жены?
– По-прежнему в Риме.
– Все три?
– Все три.
– Хорошо.
С этими словами Дидий Юлиан поднял левую руку: теперь разговор окончен.
XVII. Прибытие Цилона
Дом Северов, Рим Конец февраля 193 г.
– Мятеж в городе! – сказала Меса, держась рукой за живот. Она только что ощутила очередной толчок.
– Говорят, преторианцы никого не слушаются, – ответила Юлия, которая вернулась с рынка и принесла свежие новости. – И кажется, решили взбунтоваться, услышав, что Пертинакс уехал в Остию. Но Квинт Эмилий, я слышала, верен императору. Он задержал смутьянов.
– Мне тревожно, – пожаловалась Меса, не отрывая ладони от живота. – Становится все яснее, что ты была права и нам следовало покинуть Рим.
Юлия предпочла сменить предмет разговора. Ее сестра, готовясь стать матерью, проявляла чрезмерную чувствительность ко всему. А время было такое, что чувствительным приходилось несладко.
– Ты снова что-то чувствуешь?
– Да. Иди ко мне.
Сестры прижались друг к другу, сидя на длинном и широком ложе. Руки их сомкнулись на большом животе Месы. Воцарилась тишина.
– Вот оно! – воскликнула Юлия. Ребенок, которого Меса носила в своем чреве, вновь шевельнулся. – Он толкается сильно, как истинный цезарь!
Обе рассмеялись и на время успокоились.
– При Коммоде эта шутка могла бы стоить нам жизни, – заметила Меса.
Юлия ничего не ответила, глядя на атриенсия, который с озабоченным видом вошел во внутренний двор.
– Госпожа, какой-то человек спрашивает супругу наместника Верхней Паннонии, – сообщил Каллидий. – Говорит, что он с севера и его послал хозяин.
– Наконец-то! Впусти его! – Юлия встала и повернулась к сестре. – Элагабал услышал мои мольбы!
Фабий Цилон вошел во двор. Атриенсий секунду-другую постоял за его спиной и удалился. Юлия встретила трибуна стоя; ее сестра осталась сидеть. Цилон был хорошо знаком Юлии: он пользовался полным доверием ее мужа и не раз бывал у них в доме. В другие, мирные времена.
– Госпожа, наместник Верхней Паннонии послал меня, чтобы я вывез из Рима его супругу с детьми и доставил их целыми и невредимыми в Карнунт, – начал Цилон, сразу перейдя к делу, как настоящий военный.
– Превосходно, – с облегчением сказала Юлия.
– Когда мы сможем отправиться, госпожа?
– Когда? Да прямо сейчас. Все давно готово.
Фабий Цилон не мог прийти в себя от изумления: он не ждал такой предусмотрительности, тем более от женщины. Правда, в лагере все говорили, что супруга наместника не такая, как все, и дело не только в ее красоте, но и в решительности. Теперь он убедился в этом лично. Цилон открыл было рот, но не успел ничего сказать – вошел еще один мужчина.
– Алексиан! – воскликнула Меса и, бросившись к мужу, заключила его в объятия.
Вообще-то, порядочная римская матрона не должна была вести себя так в присутствии постороннего. Но обе сестры были сирийками и не обращали особого внимания на все эти тонкости.
Обняв жену, Алексиан подошел к Цилону, затем к Юлии, глядя то на трибуна, то на хозяйку дома так, словно хотел задать вопрос им обоим:
– Что ты делаешь здесь, Цилон? Что он здесь делает?
– Наместник велел отвезти его жену и детей к нему в Верхнюю Паннонию. Септимий Север лично вызвал меня…
Юлия прервала его, в упор посмотрев на Алексиана:
– Это я распорядилась. Я вызвала его. Связавшись с Септимием, я сообщила ему, что в Риме опасно. Он сказал, что пришлет Цилона и тот отвезет нас на север.
Голос ее был строгим и уверенным. Юлия предвидела новые столкновения. И Плавтиан, и Алексиан не выказывали никакого желания покидать Рим, даже когда Коммода не стало. Можно было ожидать, что зять вновь воспротивится, даже в присутствии трибуна. Однако Алексиан лишь вздохнул и уселся на солиум в углу двора.
– Пожалуй, ты права, несмотря ни на что, – сказал он. – О нет, Юлия, больше того: ты права во всем. Тебе надо покинуть Рим, и пусть Меса, – он посмотрел на живот своей молодой жены, уже семь месяцев носившей ребенка, – сопровождает тебя, если сможет. Внезапно вспыхнувший мятеж Фалькона подавлен, но теперь мне совершенно ясно, что падение Пертинакса по воле преторианцев – вероятность, которой не следует пренебрегать. Фалькон – никто, и он действовал в одиночку, но есть куда более могущественные сенаторы, способные устроить заговор и добиться успеха. В таком случае хаоса не миновать. Рим – опасное место, опасное для всех. Вы вдвоем должны отправиться на север, взяв с собой детей. Меня беспокоит другое: как вы выедете из города?
– Как мы выедем из города? – нахмурившись, повторила Юлия.
Ей казалось, что после гибели Коммода не должно возникнуть никаких сложностей. Но вдруг новый император тоже расставил стражу у ворот и не хочет, чтобы жены самых могущественных наместников покидали Рим? Сын Марка Аврелия желал, чтобы войско оставалось верным ему, хотя бы эту верность и пришлось вырвать силой. Власть над тремя женщинами означала власть над девятью легионами. А когда девять легионов слепо подчиняются тебе, военный мятеж невозможен. Осторожный до крайности Пертинакс вполне мог подтвердить приказ своего предшественника, пусть и тайно. В таком случае он намеревался удерживать ее, Мерулу и Салинатрикс в Риме любой ценой. Юлия в задумчивости расхаживала по двору. Меса подошла к мужу:
– Если я отправлюсь на север, то непременно вместе с тобой, малышкой и ребенком, которого вынашиваю.
– Нет. Мое место здесь. Я прокуратор анноны, это одна из важнейших должностей в городе. Мне не пристало бежать, как испуганному мальчишке. Я останусь здесь и буду исполнять свои обязанности, следить за раздачей хлеба, чтобы все было по справедливости. Мы заслужим уважение бедняков, а в такие дни это бесценно. Уверен, что наместник не отдал никаких распоряжений насчет меня и Плавтиана.
Последние слова он произнес, глядя на военного трибуна.
– Так и есть, прокуратор, – подтвердил тот. – Он говорил только о своей жене и двух детях. Более того, он находит уместным, чтобы его друзья Алексиан и Плавтиан остались в Риме.
– Видишь, Меса? – Алексиан подошел к жене
