Одинокая ласточка - Чжан Лин

– Вербовщики уже в Люпулине, обходят по списку дворы и забирают мужчин, – выпалил он, задыхаясь. – Совсем скоро будут у нас.

Баочжан успел уже обегать много домов, вся голова, все лицо у него были мокрые от пота.

– Говорили ведь, что приедут после чайного сезона?.. – У моей мамы задрожал голос.

– Японцы вконец озверели, наши не справляются, – сказал баочжан. – Только глазом моргнешь, был полк – остался один батальон, был батальон – осталась одна рота, куда уж тут ждать, пока соберем урожай.

От такой новости мамино сердце разбилось на десять тысяч осколков, и она заскулила, не в силах выговорить ни слова. Мама А-янь потянула ее за рукав:

– Давай-ка подумаем, что можно сделать, где его спрятать.

– Даже не пытайтесь, – покачал головой баочжан, – они стерегут всю деревню, в устье реки стоит военный корабль – следят, чтобы никто не сбежал.

Мама повалилась на колени и вцепилась в его штанину.

– Старший-то у нас сам по себе, я одним только Тигренком и живу! Умоляю вас, умоляю…

Мама все повторяла и повторяла: “умоляю”, она знала, что словцо это мелкое, грошовое, а то, что не имеет ценности, надо сгребать в кучу, брать количеством. Этой деловой хитрости ее научил мой покойный папа.

– Да ведь я еще до Цинмина говорил А-цюаню, что ему не хватит денег, – сказал баочжан. – Даже те, у кого они есть, уже не могут сыскать себе замену. Судьба есть судьба, с ней не поспоришь.

Баочжановский сын нашел-таки за деньги того, кто его заменил, баочжан переспорил судьбу.

Мама А-янь тоже упала на колени и ухватилась за вторую штанину.

– А-цюань только что умер, если еще и Тигренка заберут, что будет с их семьей?

Обе женщины повисли на ногах баочжана, поливая слезами и пачкая соплями его туфли. Отцепить их он не мог, отбросить пинком тоже не решался. Баочжан вздохнул:

– Я и сам не хочу, чтобы наших парней призывали, но кто ж меня послушает? Время поджимает, вы бы лучше наскребли для Тигренка какую-никакую мелочь, пусть с собой возьмет. Я слышал, их должны отправить в Аньхой, там холоднее, чем у нас, Тигренок подмажет кого надо – в дороге можно будет и одеться потеплее, и есть посытнее.

Женщины не слушали баочжана, лишь упрямо сжимали его штанины, как будто баочжановы штанины были веревкой между водой и берегом и к этой веревке привязали их жизни.

Я не выдержал, наклонился, стал оттаскивать маму. Мама растянулась на полу, ни в какую не желая вставать, намокшая от слез пыль скатывалась в серые комочки, и они липли к маминой коже, чертя дорожки от глаз к шее.

Щеки у меня ходили ходуном, то вздуваясь, то опадая, на язык из самого нутра рвались кое-какие слова.

А-янь это поняла. Она знала: как только эти слова вырвутся наружу, за ними не угонится и тысяча лошадей. Она должна была, пока не поздно, преградить им путь.

А-янь выступила вперед, опустилась перед баочжаном на колени и поклонилась.

– Дядя баочжан, разве можно вот так запросто забирать моего мужа?

– Мужа? – изумился баочжан. – Когда это вы поженились? Почему я об этом не знаю?

Мама вмиг раскусила задумку А-янь.

– Наши семьи еще до Нового года обменялись брачными свидетельствами, – сказала она, поднимаясь на ноги. – Мы хотели сперва собрать чай, а потом уже накрывать столы и звать гостей, кто же думал, что стрясется такая беда. Мы еще в трауре, рано пока свадьбу играть.

Баочжан недоверчиво посмотрел на маму А-янь. Та пришла в себя, встала, кивнула:

– Это давно было делом решенным. Все верно, перед Новым годом мы обменялись свидетельствами.

Баочжан перевел взгляд на меня, единственного, кто до сих пор не проронил ни слова. Я только шевельнул губами, не успел даже рот открыть, как мама стиснула мою руку. Я вывернулся. А-янь шагнула ко мне, прильнула к уху и шепнула то, от чего клокочущая во мне кровь наконец успокоилась.

– Ты разве с ними хотел уйти? Сначала отделайся от вербовщиков, с остальным потом разберемся.

Баочжан снова вздохнул.

– И то хорошо, – сказал он. – Времена худые, чем раньше девчушка будет пристроена, тем спокойнее. Но на войну его все-таки заберут.

А-янь опять поклонилась.

– Дядя баочжан, они же из двух мужчин в семье призывают одного? Значит, нашего Тигренка это не касается, вам и не нужно нарушать ради нас правила.

– Это ты о чем? – нахмурился баочжан. – Объясни-ка.

– Тигренок перешел в семью Яо, теперь он их сын, – живо приняла эстафету мама. – И у нас, и у них по одному мужчине в семье, не могут они забрать Тигренка в солдаты.

Баочжан поглядел на нее с сомнением:

– И ты разрешила ему сменить фамилию?

Мама опешила, точно школьница, которая целый год готовилась к экзамену, а в итоге срезалась на первом же вопросе учителя.

Мама А-янь тихонько кашлянула, и моя мама опомнилась:

– Ну да, конечно, разрешила.

– А документ где? – не отставал баочжан. – На слово никто верить не будет, им надо, чтобы все черным по белому было написано.

Мама снова растерялась.

– А документ… документ мы пока не сделали, сами знаете, что у нас случилось, не до того.

Баочжан топнул ногой:

– И чего тогда распинаетесь? Кто вам поверит без документа?

– Подумаешь, бумажка! Я позову дедушку Дэшуня.

Еще не договорив, А-янь выбежала за дверь.

– Жена твоя больше тебя старается, – сказал мне баочжан, – а тебе как будто и дела нет.

Минуты через три-четыре А-янь вернулась, неся в руках ларец с письменными принадлежностями, следом за ней спешил дедушка Дэшунь.

Судя по всему, дедушку Дэшуня вытащили прямо из постели: халат был застегнут не на те пуговицы, в уголках глаз скопилась слизь. Он так быстро бежал, что теперь хватал ртом воздух, как рыба, наполняя комнату несвежим дыханием.

По дороге А-янь объяснила ему, в чем дело, поэтому он сразу, не теряя времени, растер тушь, обмакнул в нее кисть и начал писать. За свою жизнь дедушка Дэшунь составил бессчетное множество документов: такой-то и такой-то… тогда-то и там-то… заключил с тем-то и тем-то такое-то соглашение… настоящий документ подтверждает… нерасторжимый… И так далее и тому подобное – все это он написал в один присест.

Бумагу показали баочжану, тот покачал головой:

– Нужно переделать, поменять дату. Сегодняшняя слишком бросается в глаза, укажите лучше прошлогоднюю.

– Отцы у обоих погибли, кто приложит палец? – спросил дедушка Дэшунь.

– Матери, – ответил баочжан. – Так дотошно никто не будет проверять.

Рассыпаясь в благодарностях, наши мамы оставили на бумаге по отпечатку. Ниже мы с А-янь оставили свои.

Наконец баочжан ушел, и все вздохнули