Украденное детство - Марина Викторовна Линник

Прижав к груди Лесю, Валентина с большим трудом поднялась.

– Я пойду только с детьми, – твердо заявила она, вытирая кровь с рассечённой губы. – Если нам суждено сейчас умереть, то расстреляйте тогда и моих детей, чтобы не мучились, замерзая. Они ни в чем не виноваты. Родителей не выбирают.

Как же нелегко дались ей эти слова! Но женщина понимала, что лучше уж мгновенная смерть, чем медленная и мучительная.

Глаза Тимофея Толочко налились кровью. Он навел автомат на Валю, готовясь в любую секунду разрядить его в сильную женщину, стоявшую напротив него в ожидании неизбежного. Глаза их встретились. Не выдержав невозмутимого взгляда Валентины, старший полицай разразился ругательствами:

– Ну, чо встали, остолопы? Девки какой-то испужались? Нервишки шалят? А ну тащите ее к дереву немедленно!

Федор передал поводья молчавшему до сих пор Семену, который оторопело наблюдал за разыгрывавшейся перед ним драмой, и вместе с Матвеем подхватил сопротивлявшуюся женщину под руки. Мальчишки с громким воем облепили их, пытаясь защитить мать. Но раздосадованные полицаи грубо отпихнули малышей ногами и поволокли Валентину к дереву. И тут внезапно снежную пелену прорезали два луча света. Они осветили сани и всех участников происходящего. От неожиданности полицаи бросили Валентину, к которой тут же подползли зареванные дети и прижались потеснее.

– Энто еще що такое? – прикрыв глаза рукой, пробормотал Толочко, пытаясь рассмотреть источник света. – Машина, иль чо? Откуда она взялась тут?

Медленно подъехав, автомобиль остановился в трех метрах от саней. Из него вышли два офицера и два солдата и неспешно направились к полицаям. Судя по форме и отличительным знакам, военные входили в группу СС из карательного отряда.

– Что тут происходит? – на чистейшем русском языке задал вопрос офицер. – Что вы делаете здесь ночью?

– Г-господин офицер, – заикаясь от страха, ответил Тимофей Толочко. – Вот, везем арестованных в райцентр по распоряжению оберфюрера Блюме.

Многозначительно поглядев на спутника, офицер продолжил допрос:

– Понятно… А почему ночью? Да к тому же в такую непогоду? Нельзя было подождать до утра?

– Герр Блюме приказал доставить арестованных к шести утра, – отрапортовал старший полицай. – Вот мы и…

– К чему такая спешка? Странно… кто они? – задумчиво протянул немец.

– Женщина – жена офицера Красной армии, да к тому же партийного. Она сама – комсомолка.

– А почему вы остановились? Здесь не место для отдыха, вы не находите?

– Вы совершенно правы, господин гауп–тштурмфюрер, – сумев рассмотреть воинское отличие стоявшего перед ним офицера, проговорил Тимофей.

– Кто тут главный? – строго спросил офицер.

– Я, – вытянувшись в струнку, отчеканил Тимофей. – Старший полицай Толочко.

– Так я повторяю вопрос, герр Толочко, почему вы остановились? – строго глядя на него, произнес офицер.

Полицай покосился на арестованную, прижимавшую к себе детей.

– Вы проглотили язык? – с угрозой в голосе продолжал немецкий офицер. – Смотреть мне в глаза!

– Никак нет, герр гауптштурмфюрер, – торопливо ответил Тимофей, сердце которого сжалось от страха. – Арестованная…

– Что арестованная?..

– Она хотела сбежать… ну, прыгнула с саней. Вот и пришлось притормозить.

– Где она?

– Туточки, герр гауптштурмфюрер, – поспешил заверить старший полицай. – От моих людей не скроешься. Из-под земли достанут. Энто все моя школа.

Не обращая внимания на его нервную болтовню, офицер прошел мимо Толочко и остановился недалеко от Матвея и Федора.

– Это она? – оглядев сидящую на снегу женщину, спросил он.

– Да, да, – подтвердил Толочко.

– ОНА хотела сбежать, бросив детей на произвол судьбы?

Полицаи, потупив взоры, молчали.

– Я вас спрашиваю! – прикрикнул офицер. – Отвечать!

Старший полицай просеменил к мужчине и виновато произнес:

– Бес попутал, герр гауптштурмфюрер. Уж больно сварливая баба. Сил не было терпеть.

Немецкий офицер хмыкнул и еще раз покосился на женщину, продолжавшую обнимать детей.

– Места, что ли, не нашли другого? Более подходящего для этого дела?

– Так ни зги не видно, герр гауп–тштурмфюрер, где тут сыщешь? – осмелился, наконец, Матвей вставить слово.

– Ну а детей? – не обращая внимания на слова полицая, поинтересовался немец. – Вы тоже хотели их расстрелять вместе с матерью?

– Да нет, – отмахнулся Толочко. – Чо мы, звери? Бросили бы неподалеку, и дело с концом. Пускай до какого-нибудь селения топают. Ну а замерзнут по дороге, так это не наш грех.

– Разумно, – усмехнулся офицер. – Я бы даже сказал – гуманно. Одно только «но». Вы получили приказ привезти женщину и детей в комендатуру.

– Так точно, герр гауптштурмфюрер!

– Так какого чёрта вы тут комедию ломаете? – пристально вглядевшись в небритое лицо старшего полицая, задал вопрос немец. – Вы что, настолько пьяны, что потеряли способность думать?

– Никак нет!

– Тогда представьте, что будет, если я доложу оберфюреру Блюме, что вы нарушили его приказ. Что вы отказались подчиниться, нарушив тем самым субординацию? Я очень сомневаюсь, что он вас похвалит. В лучшем случае, вы сгниете в лагере, в худшем… впрочем, вы и сами прекрасно знаете, что произойдет с вами.

– О, герр гауптштурмфюрер, прошу вас, – умоляюще залепетал Толочко, потеряв самообладание. – Говорю же вам: бес попутал. Уж больно студеная выдалась сегодня ночь. Да и баба…

Немец остановил словесный поток полицая взмахом руки.

– Я не желаю слушать вас! Немедленно сажайте арестованных в сани и отправляйтесь в райцентр. Там отвезете их в комендатуру. Если поторопитесь, то успеете вовремя.

– Но вы же… вы же не расскажете герру Блюме? – заискивающим тоном осведомился старший полицай, заглядывая офицеру в глаза.

– Если доставите арестованных в целости и сохранности, то, возможно, я утаю от всех этот незначительный эпизод. Отправляйтесь! У вас мало времени!

С этими словами офицеры и солдаты направились к машине. Сев в нее, немцы объехали молча стоявших людей и скрылись в непроглядной ночной тьме.

Не помня себя от радости, Тимофей приказал всем побыстрее усесться в сани. Не прошло и пары минут, как полицаи и пленники продолжили путь. Вьюга пошла на убыль, и снег уже не хлестал обмороженные лица. Люди ехали молча, каждый погруженный в свои мысли.

«А энтот гауптштурмфюрер ничего, хороший парень. Может, словечко за меня замолвит? Глядишь, в город возьмут. А то засиделся я в деревне. Размах не тот. А идей-то, идей у меня сколько! Поделиться не с кем. Энти прихвостни, мои товарищи, ничегошеньки не смыслят. Им бы лишь карманы и брюхо набить. Вот бы меня гауп–тштурмфюрер к себе в отдел взял. Я бы уж проявил себя, выслужился… эх, надо было его фамилию выяснить. Может, в райцентре увидимся, тогда не оробею, спрошусь».

«Откуда взялась эта машина? Странно… А какой важный немец. Капитан, а ведет себя почище генерала. А стать-то, стать! Слава Богу, пронесло».

«Ну вот, надо ж было этому офицеришке появиться! Уже бы домой ехали и горя не знали. А сейчас? Покуда