Украденное детство - Марина Викторовна Линник
«Неужели бы ребята убили их? Не может быть! Хотя… могли. Я не раз видел, как они изуверски били людей, если те осмеливались перечить им. И зачем я только пошел в полицаи? Что будет, если опять придут красные? Наверно, расстреляют. Меня оправдывает лишь то, что дома больная мать и пятеро голодных братишек. Благодаря пайку родные еще живы».
«Господи! Неужели мы спасены? И кто? Кто спас нас? Немецкий офицер! Невероятно! Я не могла поверить своим глазам. А язык? Мужчина говорил на чистейшем русском языке без акцента. Кто он? Предатель, подавшийся ради спасения своей шкуры к немцам или… партизан, разведчик. Я не знаю, кто он… Но буду вечно молиться за него. Сегодня он спас меня и моих малышей. А что будет завтра, пускай решит Господь».
Чем дальше сани отъезжали от того страшного места, тем светлее и радостнее становилось на душе у Валентины. Безусловно, ее страшила неизвестность, но тем не менее женщина была счастлива: сегодняшней ночью они не умрут, а завтра – будь что будет.
Уже светало, когда сани с замерзшими людьми наконец-то въехали в райцентр. Возле комендатуры их встретил патруль.
– Стой! – прикрикнул на них старший. – Кто такие и зачем приехали в такую рань?
– Старший полицай Толочко, – нехотя ответил тот. – По приказу оберфюрера Блюме привез арестованных.
Невысокого роста мужчина, одетый в пальто на вате и с винтовкой в руке, с подозрением разглядывал их. Да и немудрено: многочисленные слухи о появлении в лесах партизан будоражили население и пугали оккупантов. Но особенно они беспокоили тех, кто добровольно решил перейти на сторону врага.
– Что-то рановато приехали. Герр Блюме еще спит.
– У меня приказ: привезти пленных к шести утра. Можешь пойти и узнать.
– Хорошо, оставайтесь здесь… Эй, Иван, Сашок, приглядите за ними.
Мужчина отправился в комендатуру, а его подчиненные остались сторожить подозрительных приезжих.
– А что тут происходит? – закуривая папиросу, спросил Матвей.
– Не положено разговаривать, – грубо ответил один из патрулей.
– Да ладно тебе, Сашка, – слегка толкнув мужика в плечо, возразил Иван. – Наши пацаны, не видно, что ли?
– Ага, сначала наши, а потом из тебя решето сделают. Знаю я таких.
Федор бросил вожжи и спрыгнул с саней.
– Стой! А не то стрелять буду! – взвел курок полицай. – Полезай назад! Кому говорю!
– Стреляй, пожалуйста, эка важность! Вот только, видать, пуля в ватнике застрянет, – усмехнулся Федор, потягиваясь.
– Это чего это она застрянет? – удивился Сашок.
– Так тело все замерзло и одеревенело. А в дерево много пуль входит? Не пробовал?
– Так издалече едете?
– Из Суфляново.
– Да… неблизко! Небось, всю ночь ехали? А метель-то сегодня ого-го как вьюжила!
– Так а я о чем? А ты: сиди, сиди…
– Приказ, браток. Что ж поделать? Сам знаешь.
Федор покосился на Тимофея и крякнул.
– Это да… Начальство строгое.
– Да не такое уж и строгое было до поры до времени.
– А что стряслось-то? – поинтересовался Матвей, прислушавшись к разговору.
Сашок и Иван опустили винтовки и, тоже закурив, начали наперебой рассказывать.
– С неделю назад… – завел Сашок.
– Да больше, – перебил его Иван.
– Ничего не больше… короче… на той неделе при въезде в город подорвались несколько машин с немецкими солдатами…
– А машину, в которой ехал важный генерал, расстреляли из автоматов.
– Не перебивай старших, – недовольно взглянув на напарника, произнес Сашка.
– Тоже мне старших, – вполголоса пробубнил себе под нос Иван, – на год всего старше, а уже и возгордился.
Не обращая внимания на стоящего подле него парнишку, полицай продолжил:
– Что тут началось! Мама моя дорогая! К нам сразу приехал карательный отряд во главе с Блюме. Между нами, противный тип… начались аресты, массовые расстрелы… Вы-то тоже одного из них привезли, я смотрю?
– Кого из них? – не понял Федор.
– Ну, этих… евреев, партизан, большевиков – всех тех, кого ненавидит новая власть.
– Жена офицера, комсомолка, кажись.
– И деток прихватили? – разглядывая спящих на коленях Валентины малышей, подивился Сашок.
– Сам сказал – приказ.
– Да-а. Жалко их, – почесав затылок, ответил Сашок. – И пошто страдают? За отцов своих. Неправильно как-то.
– Ты тут разговорчики прекращай, – услышали они за спиной грубый голос старшего. – Ты приказы выполнять должен, а не рассуждать.
Сойдя с саней, к мужчине подошел Тимофей.
– Ну что? Долго нас еще тут держать будешь?
– Ждут вас…
– Так а я о чем?
– Хорошо, идите! – кивнул головой мужчина и, подозвав жестом подчиненных, двинулся вместе с ними вдоль улицы.
Передав на руки караульным арестованную с детьми, Толочко с товарищами поспешили в кабак, где их и застали события, развивавшиеся в тот день очень стремительно.
7
Около десяти часов утра Валентину повели к оберфюреру на допрос. Взять детей с собой ей не позволили.
– Вы есть та женщина? – наконец спросил герр Блюме после продолжительной паузы.
– Я не знаю, о чем вы, – безжизненным голосом ответила Валя.
– Как вы бежать? Где прятаться?
– Если вы помните, в тот день бомбили наши самолеты.
– Na klar… да, – утвердительно кивнул головой немец. – Много мои люди умирать. Русские умирать тоже.
– Вы выучили русский язык? – немного осмелев, справилась Валентина.
– Мы должны русский человек знать. Мы мочь тогда с ним воевать. Мы мочь победить.
– И вы на самом деле думаете, что сможете сломить русского человека? – вызывающе глядя на него, поинтересовалась женщина. – Если среди нас и существуют продажные твари, работающие на вас и прислуживающие вам, то это не весь русский народ. Вы расстреливаете нас десятками, тысячами, а мы все равно не сдаемся!
– Ты говорить смело, – криво усмехнулся Блюме, ничуть не рассердившись на Валентину.
Наоборот, ее слова весьма позабавили его. Да, немец не раз отмечал, что русские сильно отличаются от поляков, венгров, французов. Отличаются не только храбростью, но и мышлением. Он до сих пор помнил разговор с бывшим другом, штур–мбанфюрером Клаусом, в котором он сам с уверенностью утверждал, что русские – трусливые свиньи, годящиеся разве что для донорства их доблестной нации. «Пойми, этот народ – скот и притом злой скот. Научить его послушанию невозможно. Русских надо истреблять вместе с женами и детьми. У русских надо отнять все и превратить в бродяг, на которых, как на дичь, будут охотиться немцы».
Но с тех пор прошло больше трех месяцев. Да, да… Три СТРАШНЫХ месяца. Немецкая армия все еще продвигалась на восток и почти подошла к Москве, но… «Мы почти не берем пленных, потому что русские всегда дерутся до последнего солдата. Они не сдаются. Их закалку
