Каин - Злата Черкащенко
– Ещё немного трат на еду, милый, и мы разоримся, – ответила Мари, отпив из фарфоровой чашечки.
Я недоумённо вперился в её овальное личико с капризными губками, маленьким, как у ребёнка, носиком и голубыми глазами, расположившимися блюдцами под дугой чёрных бровей. Без белил и румян, в закрытом пеньюаре ягодного цвета с пышными оборками, она выглядела не так уж нелепо. По-своему даже красиво. Моё внимание привлёк ажурный перламутровый гребень, которым были заколоты её тёмные волосы, по-домашнему убранные назад. Сказанное ею отчего-то развеселило Антала.
– Продам сына – куплю ещё, – сказал он и тут же разразился басистым смехом.
Эти слова заставили меня резко встать, сильно скрипнув стулом.
– Довольно и того, что вы купили меня, – выпалил я и тут же вышел из-за стола.
С кухни доносился запах печёного мяса, а по коридору шёл дюжий парень из прислуги, нёсший на плече бочонок с молодым вином из осеннего урожая. Я промчался мимо, распахнул дверь и, сбегая с крыльца по лестнице, позвал:
– Агнешка! Агнешка!
Белокурая курносая Агнешка, носившая невзрачное серое платье с накрахмаленным передником, жила при нашем доме с тех пор, как Ан-тал нанял в качестве моей кормилицы её мать, недавно разродившуюся очередным отпрыском. Спустя год женщина вернулась в деревню к мужу, оставив вместо себя старшую дочь, которая благодаря наличию множества младших братьев и сестёр умела ухаживать за детьми. Девочка лет на пять старше меня, чтобы хоть как-то развлечь маленького ребёнка, повторяла одну и ту же историю о том, как мать, когда та плохо себя вела, поздней ночью подводила её к окну, говоря: «Упади на колени, дитя, и слушай голоса ангелов». Когда пропала надобность в няньке, Агнешка стала, по сути, моей личной служанкой: прибирала комнату, расчёсывала волосы, штопала одежду.
Я уже подворачивал бархатные штаны с красной расшивкой, чтоб они были чуть ниже колен, ожидая, когда девка закончит рубаху. Между тем товарищи звали меня. Чаёри вплетала ленты в гривы лошадей, которые должны были повезти телегу. Она была в лёгком платье, которое сама расшила серебристыми блёстками для выступлений.
– Что ты там возишься… – нетерпеливо погонял я девушку.
Агнешка взвизгнула, прижав к губам уколотый палец, и едва ли не крикнула:
– Полно вам, барин!
– Каин! Ну где ты там? Без тебя уедем!
– Иду! – отозвался я и выхватил из рук Агнешки её работу.
Повозка уже тронулась, а вслед мне доносилось:
– Пуговицы, господин! Ведь я не дошила!
– Так сойдёт! – ответил я, на бегу набрасывая рубаху с вышивкой из красного, синего, зелёного и фиолетового шёлка.
Чаёри обернулась, крикнув:
– Стой, Пашко! Стой!
Мгновение, и пёстрые ленты вырвались из её пальцев, полетели, чтоб повиснуть на моих разведённых руках. Где вы, переливы юности, когда я любил, сам не зная кого, бежал грудью навстречу ветру? Я мало жил, но рано состарился и уже никогда не был счастлив. В этом моё преступление?
Товарищи помогли мне забраться в короб телеги, где сидели на сене, и мы продолжили путь в город на Влтаве. Чаёри тут же подползла, шелестя блестящими юбками, и попросила вплести монетки в косы. Мальчишки тихо посмеивались в кулаки. Нашей импровизированной колесницей правил Пашко, сидевший на козлах в новой шляпе и чёрной жилетке, надетой поверх белой рубашки.
Цокот копыт сливался с дудкой пастуха, гнавшего стадо с пастбищ. Навстречу ему выбежали простоволосые девочки, ликуя и танцуя. Что за славные люди, радующиеся таким обыденным вещам, как окончание сбора урожая! Одну из девочек мужчина поднял на руки.
Мы подъезжали к Праге, а с городских улиц и площадей уже доносились весёлые песни во славу святого Мартина. Погода меж тем была вовсе не праздничная. Свинцовой тяжестью нависли пасмурные небеса. Захотелось приклонить голову на сено, полюбоваться необъятностью, всегда волновавшей меня. В то мгновение я всем сердцем возжелал, чтобы это серое грозовое небо упало на город, накалываясь на готические шпили, обрушилось на головы грешников. И страшно мне стало от жестокости моей мысли…
– Как красиво!.. – прошептала Чаёри, затаив дыхание.
Я резко поднялся, чтоб посмотреть. Ага, вот и он, над входом в ратушу! Староместский орлой. Удивительные куранты, показывавшие не только время, но и движение планет на небесной сфере, вечную музыку звёзд, тогда казались лазурно-золотой диковинкой, похожей на гигантскую механическую игрушку. Непонятные знаки в окантовке окружностей циферблатов, часовая стрелка, украшенная позолоченным солнцем, и подвешенная серебро-чёрная луна, менявшая фазы, как настоящая, красивые фигурки, вставленные в миниатюрные готические арки, – всё это приковывало детские взгляды. Наверху располагались два окошка, в которых каждый час появлялась процессия из двенадцати апостолов, а внизу Смерть переворачивала в костлявых пальцах песочные часы и дёргала колокольчик за верёвочку. Поговаривали, что мастеру, создавшему орлой, тщеславные пражане выжгли глаза, дабы он не смог сотворить большего чуда для другого города.
За поворотом открывался вид на Староместскую площадь. У восточной стены ратуши стоял Кроцинов фонтан, тяжеловесно-барочный с пластичными рельефами на бортиках и такой же резной чашей, распустившейся бутоном посередине. Своей величавостью он перекликался с Тынским костёлом. Есть нечто в пражской архитектуре, что удерживает людей между землёй и небом. Быть может, оно кроется в острых шпилях, пронзающих облака, или во множестве башен?.. По правой стороне разноцветной стеной шли расписные фасады домов с поэтичными названиями «У золотого полумесяца», «У голубой звезды», «У красной лисицы» и «У белого льва». Наша «карета» остановилась у одного из них: мы бодро соскочили на брусчатку, ворвавшись в вихрь праздника.
На площади пахло пивом и свежей выпечкой. Кондитеры-умельцы на глазах у восторженно вопящих детей спиралью наматывали на вертел тесто, чтобы сделать трдельники. Из кабаков вместе с громкой музыкой доносились радостные возгласы и визги женщин. В этот день батраки получали плату за год и кутили до утра. Мужчины лили молодое вино в рот прямо из бочонков и носили девушек на плечах. Лица товарищей быстро затерялись в толпе. Чуждые красочные образы появлялись и исчезали… Верхом на сером в яблоках коне, изображая Мартина Турского, ехал мужчина, закутанный в роскошный багряный плащ. С радостным смехом бежали босые девочки в платьях нищенок, лозинками погоняя гусей: мне едва удалось отскочить с их пути. Старый шарманщик монотонно играл какую-то багатель. Громкий сипловатый голос зазывалы в шутовском костюме заманивал к небольшому деревянному помосту, на котором готовилось театрализованное действо. Я остановился ненадолго поглядеть на ряженых рыцарей и королей, прежде чем один из цыганят тронул меня за плечо со спины, окликнув негромко:
– Что ты как на прогулке, Каин? Идём.
Вместе мы направились мимо Марианского столба к церкви Девы Марии перед Тыном. Вскоре отслужили обедню, стих старейший в Праге орган, и народ повалил наружу. Глядя на две тёмные башни, возвышавшиеся над чешской столицей, я страшно желал, чтобы все исчезли. Захотелось в гробовой тишине подойти к подножию собора, лечь навзничь и долго смотреть ввысь на вздымающиеся каменной волной пышные причудливые очертания сплава барокко и готики. Арки, пролёты, кресты, зубцы резные и фигурные – они раздавят меня, раздавят…
Необычный жест отвлёк от созерцания костёла. В некотором отдалении неспешно прогуливалась некая дама в чёрном. Отойдя от храма, она взглянула вверх, осенив себя крестным знамением. Крестилась слева направо, сложив вместе три пальца, а в конце приложила их к сердцу. Торжественность и вместе с тем стремительность всего этого приковала моё внимание.
Незнакомка миниатюрной статуэткой скользила сквозь толпу, подобно наваждению. Никогда я не видел, чтобы человек шёл с такой грацией. Необычайная плавность её движений на мгновение заставила меня усомниться в реальности видимого. Появляются ли призраки средь бела дня? У костров рассказывали, что привидение может явиться как в полночь, так и в полдень, ещё якобы полуденные и являются самыми опасными. Это дурной знак. Можно «усохнуть». Но на неё хотелось смотреть, даже если все голоса кричали: «Отвернись!» И я смотрел…
Она не прошла с зажатой в пригоршню рукой по ряду калек и нищих, а направилась прямо ко мне, эта удивительная женщина, вышедшая из портала готического собора. Может быть, мой
