Каин - Злата Черкащенко
Дама стояла передо мной, словно спрашивая: «Я красива?» А я отвечал одними глазами: «Да. Возможно, вы самая красивая женщина в городе». Она опустилась на колени, оказавшись на уровне моих глаз. От неё исходил терпкий, ни на что не похожий аромат, щекотавший ноздри экзотичностью. В воспоминаниях её бледное лицо будто подёрнуто дымкой. Чёрные глаза чудились мне огромными и чарующе-раскосыми… Быть может, такими они и были? Взгляд медленно опустился, чтобы проследить, как серебрилась цепочка с филигранным кольцом.
– Красиво? – прозвучало надо мной.
Я взметнулся, чуть не столкнувшись лбом с её подбородком. Она подняла голову и подалась назад, красуясь передо мной. Никогда до того не видел такой тонкой шеи. Только в тот миг мне стал понятен смысл эпитета «лебединая». Помню, тогда страшно захотелось стушеваться, а она вдруг прильнула ко мне, локтем коснувшись моей груди, и прямо перед лицом повела узким запястьем. На конце её сведённых пальцев блестел почти детских размеров чеканный перстень с диковинными узорами. Украшавший его камень вначале показался мне агатом, но в том много наполненности, а этот был чист и эфемерен, как дым. Лучи проникали в него, но не выходили, попадая в ловушку тьмы.
– Так красиво?
– Очень, – отозвался я, заворожённо наблюдая игру света и тени в кристалле. – У цыган я не видел подобного.
– И не мог видеть, – ответила она с истомой. – Это чёрный хрусталь.
Её голос, тихий и низкий, ласкал, словно касание бархата. Взгляд потерял чёткость, глаза начали слезиться. Я мотнул головой и посмотрел на неё злобно, сказав с вызовом:
– Отчего вы не носите его на пальце, как все люди?
Дама улыбнулась.
– Если надену его – исчезну. Ты ведь этого не хочешь? Протяни руку.
Я отрицательно покачал головой, но ладонь подставил. Кольцо обожгло холодом, следом за ним опустилась цепочка.
– Больно, – беспомощно шепнул я.
Но она крепко сжала мои пальцы, пристально заглядывая в глаза, как будто искала что-то. Её взгляд проник в сердце, как и слова, сказанные потом.
– Захочешь найти меня? Не показывай его никому. Только на него упадёт чужой взгляд – оно потеряет силу.
И поднялась величаво. Всё в ней было песней. Дама ушла, не обернувшись, а мне всё чудилось, словно со мной остался пряный аромат её духов. Я ещё долго смотрел ей вслед, не ища взгляда Камии, хотя он был там, не оглядываясь на других ребят. Они перестали существовать. Возможно, я и сам исчез.
Смеркалось, когда оставшиеся люди сошлись посередине площади. Мы медленно стянулись к скоплению народа, хотя уже получили неплохую добычу на плясках, попрошайничестве и воровстве. Кое-где горели газовые рожки, да ещё видно было, как маленькие дети с фонариками шествовали по улицам, то скрываясь, то вновь появляясь в узких просветах меж домами. В кругу зрителей крестьяночки под витиеватое фиглярство скрипок танцевали вариацию польки, взмахивая кружевными платочками и зачем-то взвизгивая. Время от времени в хоровод врывались юноши. Молодой человек вначале распугивал девок напором, отплясывал вербуньк, молодецки подпрыгивая и притопывая, потом выбирал себе дружку, и полька продолжалась, чтобы снова быть прерванной другим парнем, пока все девушки не будут разобраны.
Я почти не глядел на них, всё искал её лицо. Уже уехала? Нет, вот она, черноокая красавица! Увидев её напротив себя, более не отводил взгляда, пока не появился пожилой господин с жиденькой бородкой. Он выбежал, размахивая руками и выкрикивая: «Стойте! Прекратите!» Когда смутившиеся танцоры увели партнёрш, тот подошёл к музыкантам и что-то сказал им, суетливо просовывая ассигнации в чужие руки. После этого пан направился к даме в чёрном. Я сжал кулак. Филигранная поверхность кольца больно впилась в кожу.
– Танцуйте, прошу вас, – сказал господин, протянув ей ладонь и слегка наклонив тощий торс в пародии на галантный жест.
Он был нелеп и смешон перед ней. Её голова и плечи, я не сразу заметил это, были покрыты чёрным атласом.
– Княжна, – повторно попытался привлечь внимание красавицы мужчина.
Девушка скинула с себя накидку, бросила её ему в руки и пошла вперёд, оставив незадачливого поклонника сжимать ткань с нелепым видом. Душа притаилась во мне, как дикий зверь. Всё стихло, и она начала танцевать. Я видел, как пальцы маленькой ладони трепетали у юного лица, как она победоносно подняла их над собою, словно взмахнув лебедиными крылами, торжествуя в своей красоте. Как прелестны были её черты в сумеречном свете, как лоснились чёрные волосы, аккуратно уложенные сзади, как закручивалась юбка, заколотая у бедра.
Тут она посмотрела на меня, да, она посмотрела прямо на меня, вскинула голову, кобылица, и поплыла по кругу, красуясь перед народом, развела руки, показывая, какова из себя. Амазонка ловко обхватывала гибкое тело, и, когда княжна прошла мимо, я непроизвольно напрягся, как перед боем, упрямо вперив взгляд в острую линию её челюсти над красиво выгнутой всем на обозрение шеей.
Дойдя до конца, красавица, отбивая дробь каблуками, побежала в центр круга, поворачиваясь то влево, то вправо. Остановившись, медленно завертелась, становясь похожей на распускающийся чёрный тюльпан, а потом резко крутанула обратно, так что юбка спиралью обогнула её бёдра. Было нечто первобытное в мужских криках, которыми захлебнулась толпа, когда незнакомка подхватила подол платья и подбросила его вверх, на краткий миг обнажив стройные ноги ниже колена.
Обтянутый тёмной тканью стан её был подобен звенящей струне и, казалось, вибрировал в воздухе. Душа моя выплёскивалась из тела. Хотелось петь, но я не знал слов песни, хотелось плясать, но не смел нарушить оцепенение, завладевшее мной. Тогда проговорил вполголоса со странным остервенением, которого сам не понимал: «И понеслась она стремительно стрелою, падающей стрелою… к ногам? К моим ногам».
Её стопы порхали из-под подола юбки, каблуки стучали по брусчатке, а она сама нагибалась, почти касаясь руками земли. Можно было только представить, как это больно, но как красиво…
У цыган я никогда не видел подобной отточенности движений. Они легко увлекались музыкой и друг другом. Даже величавая Нона не смогла бы повторить подобную фигуру.
Что-то заползало мне под кожу, горячее и пьянящее. Оно не ударило внезапно, как в страстных цыганских песнях, не пронзило сердце, но подкрадывалось из темноты, медленно оплетало ноги и жалось, ластилось, как чёрная кошка в безлунную ночь. Запах гари ударил в ноздри, и я встрепенулся, прогоняя непрошеного призрака. А музыка шла быстрее, нарастал ритм гитары, голова девушки, резко поворачиваясь туда и обратно, подобно клинку, рассекала воздух. Княжна вдруг бросилась в сторону, упала на колени, станом выгнулась назад и так легла на локтях, распятая, подняв грудь к небу.
Воспалённые глаза болели при попытке сомкнуть веки, голова шла кругом, кровь вскипала во мне, и, казалось, я вот-вот потеряю сознание. Что-то пёстро-зелёное расцвело на периферии зрения. Мой взгляд метнулся к Чаёри, и она отшатнулась невольно. «Чем ты стал?» – вопрошали её испуганные очи, пока она отчаянно сжимала шаль кулачками. «Не знаю», – честно отвечал я ей и самому себе. Но что-то во мне говорило, что это правильно. Так и должно быть.
Я отвёл взгляд, вновь ища ту женщину, и отступил в замешательстве. Её нигде не было. Народ начал расходиться. Представление окончилось. За те несколько мгновений она просто поднялась и ушла. Я пятился, беспокойно озираясь по сторонам, наткнулся на что-то и отскочил, почти перекувыркнувшись через себя. То была Чаёри.
– Что с тобой, Каин? – прошептали её губы. – Ты глядишь дико…
Мне вдруг стало до тошноты плохо. В порыве отчаяния я отвернулся и бросился прочь. Ночные тени ползли по камням знакомых улиц, вызывая в памяти байки
