Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб - Алексей Олегович Белов-Скарятин
Вот мы и в Ливерпуле, и поезд крадётся своим путём к причалу, где пришвартована 'Франкония'. 'Красться своим путём' – это абсолютно верное описание продвижения поезда, поскольку он ползёт едва ли быстрее улитки, будто проверяя на ощупь скрипучие рельсы. В действительности перед паровозом идёт человек! Мы тащимся мимо огромных складов, где пахнет кожей, дёгтем и мышами. Потребовалось ровно пятнадцать минут, чтоб доползти до причала. В конце концов мы останавливаемся, и в купе тут же заскакивает носильщик, дабы схватить мои вещи и загадочным образом исчезнуть вместе с ними. Как же, Боже правый, теперь мне их найти?"
Через час на борту "Франконии"
"Что ж, сойдя с поезда, я направилась пешком к 'Франконии', но довольно долго не могла на неё попасть из-за толп зевак, пришедших поглазеть на новый лайнер перед тем, как тот уйдёт в своё первое плавание. В конечном счёте с помощью служащего я поднялась на борт, и меня отвели в мою каюту – Б34. Она истинно, безоговорочно прекрасна! В ней два спальных места, и всё выглядит таким новым и блестящим, и так вкусно пахнет свежей краской. По соседству есть ванная комната – также лично для меня. Обнаружив в каюте свой багаж, я не мешкая достала оттуда святые иконы, фотографии и книги и разложила их на столиках, придав помещению домашний и уютный вид. Это самая красивая комната, которая была у меня за последние годы, и я от неё без ума. Я была так занята распаковыванием вещей, что даже не заметила, как корабль тронулся в путь, поняв это лишь тогда, когда, выйдя на палубу, узрела, что мы уже находились примерно в трёх милях от порта. Поначалу пейзаж был не слишком симпатичным, но теперь стал по-настоящему красив, ведь мы идём вдоль сурового и изрезанного побережья Уэльса с его высоченными скалами. Прогулявшись по палубе, я с другой стороны смогла увидеть только бескрайнюю морскую гладь. Наступила ночь – ясная и сверкающая летняя ночь, – и луна играет в прятки среди облаков. Сейчас мне почему-то пришла на память 'Баллада о Кармильхане' Лонгфелло (сказка музыканта, услышанная в придорожной гостинице)32 – одно из любимых стихотворений моего детства, которое Ольга часто читала мне наизусть. В ту минуту, когда она начинала: 'В Штра́льзунде на Балтийском море …' – я замолкала и в безмолвном ужасе слушала жуткую историю о 'Клабаутермане, морском кобольде'33, пронзительно вскрикивая, когда она доходила до слов:
'Отрадой ему было их терзать,
И днём, и ночью им досаждать,
И до синяков щипать',
– и любезно иллюстрировала это парой красочных щипков в разных частях моего детского тела. 'Возможно, мы тоже увидим корабль-призрак' – думаю я теперь, с тревогой вглядываясь в море, залитое таинственным лунным светом. И эта мысль внезапно заставляет меня дрожать, как когда-то давным-давно, а потому, чтобы отделаться от неё, я перестаю писать и убегаю обратно в свою радостную каюту".
Тем же вечером
"Сейчас я лежу на своей койке и с наслаждением пишу при свете обычной лампы для чтения. Какой комфорт! Вечер выдался необычайно приятным, и я до сих пор радостно похихикиваю. Было забавно готовиться к ужину, мыться в этой чудесной ванной, облачаться в подходящее платье и видеть в большом зеркале, как хорошо я выгляжу. Далее последовал и сам превосходный ужин за должным образом сервированным столом, с очень вкусными блюдами, музыкой и приятными на вид людьми, а после него – чудесный лунный вечер на палубе! Уже много лет я не испытывала ничего подобного и с трудом могу осознать, что всё это не сон. Моё спальное место мягко и удобно, как колыбель, а лёгкое покачивание корабля невероятно успокаивает. Всё это слишком хорошо, чтобы быть правдой!"
Воскресенье, 24 июня
"Прошлой ночью я спала, и спала, и спала … так, как не спала уже целую вечность – чудесным, непрерывным сном без сновидений вплоть до девяти часов утра. В десять я позавтракала внизу, а сейчас сижу на палубе, любуясь Куинстауном, поскольку на самом деле мы уже в Ирландии и я пропустила множество прекрасных видов из-за своего блаженного забытья. Я слышала, как кто-то за завтраком уверял, что был момент, когда в поле зрения находились оба берега – Англии и Ирландии, – и мне интересно, может ли это быть правдой. На борт поднялось много новых пассажиров, и корабль вновь отправляется в путь. Какая-то женщина кричит, что хочет быть немедленно высаженной на берег, поскольку она не знала, что 'Франкония' совершает свой самый первый рейс, а потому наотрез отказывается продолжать столь рискованное путешествие. Её увещевает один из офицеров корабля, в то же время мягко уводя куда-то внутрь. За ними следует удивлённая толпа, однако я чувствую себя слишком комфортно и счастливо в своём шезлонге, чтоб пошевелиться".
Позже
"С тех пор как мы покинули бухту, мне кажется, что мы бесконечно идём вдоль берегов Ирландии. Раньше я никогда не осознавала, насколько она велика, поскольку всегда думала о ней как о 'просто острове'. Теперь же вижу, что в действительности она маленький континент, и глубоко впечатлена. И ещё одно – она, безусловно, заслуживает своё поэтическое имя 'Изумрудный остров', являясь такой же ярко-зелёной, как Центральная Россия весной.
Ещё я, слегка поисследовав лайнер, обнаружила большой плавательный бассейн и тренажёрный зал со всеми его хитроумными приспособлениями, как то: электрической лодкой, где учатся грести, электрическими лошадьми, велосипедами и прочим подобным. Всё это выглядит крайне забавно, хотя и чуть-чуть по-дурацки, поскольку ряды
