Миры Эры. Книга Третья. Трудный Хлеб - Алексей Олегович Белов-Скарятин

"Итак, Мадам, – начала свою речь миссис Хиппер, – Я хочу, чтобы вы чётко понимали своё положение. Прежде всего, я не желаю, чтобы там знали, что у вас есть титул, поэтому к вам всегда будут обращаться: 'Мадам'. И вы не будете жить в нашем доме, но, как сказал мистер Хиппер, мы найдём вам комнату в городе и место, где столоваться. Однако завтракать вы будете вместе с детьми. У нас есть две маленькие приёмные дочери, и я желаю, чтобы они тоже выучили язык, поэтому во время завтрака вы будете говорить с ними по-французски. Разумеется, их няня будет также присутствовать за столом. Она милая девушка и составит вам хорошую компанию. Сразу после завтрака вы будете приходить ко мне в гостиную и уже там учить меня. И я буду брать вас с собой в поездки по городу и за покупками, чтобы непрерывно общаться на французском. В полдень у вас будет один час на обед, а затем вы продолжите выполнять свои обязанности до тех пор, пока я не сочту нужным отпустить вас домой. Ох, да, чуть не забыла – я не думаю, что потребуются какие-либо беседы с мистером Хиппером, кроме 'бонжюр, мёсьё' или 'бонсуар, мёсьё'29. Ваши деловые отношения будут исключительно со мной. А теперь до свидания – я дам вам знать, когда потребуется ваше присутствие для окончательных приготовлений", – после чего она взяла в руки газету, а я в оцепенении вышла из номера.

Пару дней спустя я получила от неё очередную записку с просьбой на следующее утро прибыть в "Савой", чтобы вместе с ней и мистером Хиппером отправиться к генеральному консулу Соединённых Штатов. Войдя в вестибюль, я обнаружила, что они меня уже ждали, и без дальнейших проволочек мы направились в консульство. Там нас принял генеральный консул – чрезвычайно вежливый и обаятельный мужчина, которого я уже встречала ранее в домах своих американских друзей. Он, похоже, был немного удивлён, узнав о моём намерении поехать на год в родной городок Хипперов на Среднем Западе, и поведал нам, что, поскольку квота на русских учителей на данный момент уже выбрана, я, судя по всему, не смогу отплыть на следующей неделе на "Мавритании"30 вместе со своими работодателями.

"Но, – предложила миссис Хиппер, – если она не может плыть в роли учительницы, вероятно, нам стоит выдать её за нашу горничную или кухарку".

Я, чуть не свалившись при этих словах со стула, принялась яростно протестовать, говоря, что даже яичницу толком пожарить не умею и потому не буду знать, что делать, если в иммиграционной службе, заподозрив меня, прикажут приготовить ужин прямо на острове Эллис31! Услышав это, консул расхохотался, а затем, быстро вернув лицу серьёзный вид, повернулся к Хипперам.

"Разумеется, об этом не может быть и речи! Как вы вообще могли предложить такое? Помимо того, что это незаконно, было бы несправедливо ставить графиню в такое положение. Нет, к сожалению, я должен повторить, что она не сможет отплыть до 23 июня, а когда это сделает, то отправится в Америку в качестве преподавательницы и никого другого".

Поэтому было принято решение, что Хипперы уплывут, как и планировали, на "Мавритании", а я последую за ними через две недели на первом же отбывающем 23 июня корабле. Когда с этим было покончено, мне пришлось пройти ещё через кое-какие формальности, а затем я ушла, тепло пожав руку генеральному консулу и искренне поблагодарив его за вежливость и доброту по отношению ко мне.

Водный путь в Америку

Всем моим американским друзьям не терпелось узнать результаты моего соглашения с Хипперами, и миссис Стрейкер немедленно решила, что поедет повидаться с ними, предложив взять на себя все необходимые приготовления к моему отъезду. Через два дня она триумфально появилась в моей комнате и поведала, что мои работодатели выдали ей двести долларов, коими она должна оплатить моё путешествие, а также аванс в размере половины моего месячного жалования, чтобы я смогла обновить свой гардероб. После этого моя жизнь превратилась в сплошной водоворот.

Первым делом миссис Стрейкер сходила в кассы "Кьюнард Лайн", забронировав для меня каюту на "Франконии", отправлявшейся 23 июня в свой самый первый рейс. И когда я, широко раскрыв глаза, ахнула: "Что – целая каюта для меня одной, миссис Стрейкер? Но так ли это необходимо?" – она решительно ответила: "Безусловно, да. Ты же знаешь, как важно путешествовать правильно!" И тогда я в порыве чувств обняла её, крепко прижав к себе.

Следующим шагом стало приобретение нескольких нарядов, сшитых на заказ в ателье моей русской подруги мадам Волковой. Серый трикотажный дорожный костюм с серым же шёлковым джемпером в тон, дневное платье из белого муслина, расшитое золотисто-коричневыми цветами, и самое простое, идеально сидевшее на мне вечернее платье из чёрного шёлка – вот те вещи, что я там купила. Позже, в других местах, я приглядела и серую шёлковую шляпку с голубыми лентами, и две пары туфель – серые замшевые и чёрные атласные, – и чулки, и кое-что необходимое из нижнего белья. Я не могла позволить себе купить новое дорожное пальто, так что пришлось довольствоваться уже имевшимся коричневым столь забавной формы, что я была похожа в нём на настольный колокольчик.

Затем мне пришлось обойти всех своих друзей, чтоб попрощаться, и всё это заняло довольно много времени, поскольку у каждого из них имелось что сказать об Америке, независимо от того, бывали они там или нет, и нашлось в запасе множество советов и инструкций. Наконец великий день настал, и когда мои краткие и лёгкие сборы были завершены, я в одиннадцать часов утра выдвинулась из Голдерс-Грин на Юстонский вокзал в сопровождении своей сестры, её мужа и их сына. На вокзале я встретила Софью Дмитриевну Евреинову, любезно пришедшую вместе с другими друзьями меня проводить. В одиннадцать пятьдесят мой поезд тронулся, положив начало моему новому великому приключению – путешествию в Америку, – и я опять махала на прощание небольшой группе на перроне, точно так же, как делала это восемь месяцев назад на Балтийском вокзале, покидая Петроград и Россию и становясь странствующей изгнанницей. И снова, как и в тот раз, почувствовав себя одинокой и несчастной, я вскоре обратилась к своей панацее от всех бед – дневнику – и вот что там записала:

Суббота, 23 июня 1923-го года