Руны земли - Георг Киппер
Голос Бахтиера, струны, глаза, руки дрожали от ярости, скорости и ветра, словно это он сам скакал в конной лавине, на острие собственной смерти. Он вдруг умолк, и всем показалось, что кто-то открыл двери в морозную ночь – так обдала холодом эта неожиданная тишина.
– Вот ты и встретился с ней, вот ты и встретился, – пропел последние слова Бахтиер.
Звуки струн, полные нежности, вздохнули еще раз, и еще чуть, и упорхнули в темноту.
Сигмунд открыл глаза.
– Какая хорошая песня, – хёвдинг посмотрел на огонь, на Бахтиера, тот поклонился. Сигмунд покачал головой и продолжил: – Я стоял против такой конной лавины… Как хорошо ты спел про нее.
Сигмунд вдруг перевел взгляд на Инги. Темное лицо Сигмунда, его ледяные глаза вдруг сделали Инги маленьким.
– Вместе с твоим отцом и Гутхормом. Мне было четырнадцать лет, это случилось на Данпе, далеко на юг отсюда.
Инги пробила дрожь.
– Мы сошли тогда с кораблей и встали на лугу, сомкнув щиты и уперев тяжелые копья в землю… А ей, земле, не хватало твердости, потому что она дрожала и ежилась под ногами от топота конницы. Мы стояли на зыбкой земле, а всадники неслись с воем на нас, и своими плечами Хельги и Гутхорм пытались прикрыть меня. А я шаг за шагом выбирался вперед, но они шаг за шагом снова прикрывали меня, и так продолжалось целую вечность, пока лавина коней и железа неслась прямо на нас. Потом полетели стрелы, и многие щиты были пробиты, и многие друзья пали. Они развернулись совсем недалеко и только с третьего раза попробовали нас смять. Я не верил, что мы выживем, но мы выстояли.
Сигмунд посмотрел на Галыба.
– Они вдруг не свернули, а бросили коней прямо на нас, их копья пробивали щиты вместе с людьми, это было похоже на рубку леса и камнепад одновременно, когда вокруг падает сразу много деревьев и скал, а ты рубишь и не знаешь, когда и чем тебя придавит. Они ускакали, бросив своих раненых, много наших пало тогда. Когда Хельги обнял меня за плечи и сказал, что мы выстояли, я был весь в крови, своей и чужой, и ноги путались в кишках людей и коней… Гутхорм сказал, что хорошие у меня обновки на ногах, и я тогда начал смеяться и не мог остановиться.
Инги молчал. Ни Гутхорм, ни Хельги не рассказывали ему об этом, и оба они не могли бы представить себе, что они с Оттаром, как два козла, начнут бодаться из-за пустяков. «Эй, Оттар, ты был самый видный из нас, что я теперь скажу, вернувшись домой? Из-за чего я убил сына друга своего отца?»
У Инги скривилось лицо от желания заплакать.
– Благодарю тебя, Бахтиер, – Сигмунд поднял чашу с вином.
* * *
Дружинники Исгерд спустили корабли на воду еще тогда, когда это делал Хальвдан, так что на подготовку похода у Сигмунда ушло совсем немного времени, и вскоре он провел смотр оружия и кораблей.
Инги вывел за собой свой отряд – Эрлинг, Кнут-свей, Хотнег, Тойво, несколько парней от Рагнхильд.
В Алдейгье собралось большое ополчение. Время до выгона скота – не лучшее время для бондов и землепашцев, поэтому запас еды для каждого корабля окончательно опустошил не только запасы дроттнинг, но и окрестных бондов. Много голодной молодежи собралось под знамена Сигмунда. Вся эта разноязыкая и неотесанная толпа, перебрав самой простецкой браги, которой поили ополченцев на прощальном пиру, стала вести себя нагло и распускать язык, так что молодым воинам Сигмунда пришлось силой умерить прыть юнцов. Инги и Мирослав с людьми разбили костяшки своих кулаков о зубы особо ретивых, но это дело молодое, и утром по большей части ссор никто не поминал.
В день выхода дул северо-восточный ветер, который на Аламери будет мешать кораблям Сигмунда двигаться в сторону Алаборга. Сигмунд, стоя у открытых дверей халла, только усмехнулся:
– Встречный ветер не помешает удаче сопровождать нас, но придется поработать на веслах! Не дарить же Ульвкеллю время.
Предыдущим вечером Инги по просьбе Сигмунда тянул руны. Хёвдинг тогда похвалил его за предсказание, сделанное осенью. Ведь Хальвдан действительно сбежал при их приближении, словно несли они на своих щитах знаки, перед которыми не устоял сын Эйстейна. На этот раз Сигмунду выпала руна Водена, сулившая гордость его знамени, радость и раны. Сигмунд был доволен, удача была на его стороне, а раны – дело привычное.
Уже в одиночестве Инги спросил руны о своем отряде – для них выпала странная руна, связанная с грушевым деревом. Из этой древесины делали тавлеи для игры, чаши для вина и сами руны обычно наносили на плашки из светлой груши, так как она была плотной и не рассыхалась. Инги вздохнул: слишком неопределенный ответ предложили ему руны. Он даже не услышал шепота тех рун, что должны были бы выпасть ему, поэтому о себе не стал и спрашивать.
Вечером он нагрубил Тордис, когда она начала сокрушаться по поводу похода Сигмунда. Она выросла в Алаборге, и там жили ее родственники. Люди Алаборга были для нее живыми, а не просто участниками мужской игры. Она представила, что Инги может встретиться в бою с Дагом – от этого ей было невыносимо горько. Она не осталась на ночь с ним, и
