Руны земли - Георг Киппер
Хальвдан воткнул копье в снег, снял рукавицы, заткнул их за пояс, скинул тулуп и, взяв рогатину обеими руками, шагнул на тропку, протоптанную для зверя. Свиди со своим тяжелым копьем с мощным наконечником встал правее, слившись с елкой, венд с топором приготовился рядом с ним. Финн вздохнул, еще раз обвел всех взглядом, подошел к Хальвдану и указал ему, чтобы тот вдел правую руку в петлю, затем сдвинул ремешок боевого ножа так, чтобы ножны оказались у того впереди. Хальвдана умилила забота финна: ведь если медведь его свалит, времени вытащить нож все равно не будет, но финн сделал возможность последнего удара более вероятной.
Слегка сутулясь, финн направился к берлоге. Слева от тропинки воткнул свою рогатину острием вверх. Подобрал ствол елки, прошел пару шагов и с силой сунул заостренным комлем в снег, нащупал устье и, провалив ствол в глубину, стал наворачивать ею, словно мешал воду в проруби. Из берлоги раздалось недовольное ворчание; зверь вырвал елку из рук финна и почти втащил ее в берлогу. Финн, не отводя взгляда от разворошенной берлоги, отступил, присел, ухватил ствол другой елки и, шагнув вперед, ткнул ею вслед за первой. Из берлоги на этот раз раздался по-настоящему могучий рык, с ветвей окружающих елей посыпался иней.
Хальвдан сдвинулся на полшага вперед, дрожь бежала по его телу. Финн снова крутанул елкой. Из снега на мгновение показалась огромная голова медведя, зыркнули глаза зверя, и он опять исчез в снегу и ветках. На мгновение стало тихо.
Внезапно финн отскочил в сторону к своему копью, снег взорвался брызгами, и с неимоверной мощью и скоростью прямо по протоптанной тропинке на Хальвдана бросилось четырехлапое чудовище. Слегка согнув колени, Хальвдан без замаха подал острие копья вперед – сверкнувшее перо вошло над левой ключицей набегающего зверя. Растопыренная когтистая лапа тщилась смахнуть Хальвдана с ног, оскаленная пасть оказалась совсем близко, зверь, вгоняя наконечник все глубже себе в тело, поднялся на дыбы, но поперечный рог, привязанный финном, не позволял медведю пробиться дальше. Древко, упертое шипом в снег, изогнулось, когти достали и вспороли левую руку Хальвдана, но тут Свиди сильнейшим ударом воткнул свое железо под левую лопатку медведя.
Зверь мотнул головой, пытаясь защититься от Свиди, но, пробитый двумя копьями, опрокинулся на правый бок. Свиди дожимал копье в его грудную клетку все глубже, придавливая всем своим весом. Хальвдан, приподняв древко рогатины, тоже давил к земле – зверю некуда было деться: его лапы еще ходили ходуном, но силы таяли, и копья держали крепко. Глядя в глаза зверю, Хальвдан выдернул свое копье, кровь хлынула на снег. Медведь обреченно застонал.
Финн запел величальную песню по хозяину леса. Венд подхватил ее на своем языке. Хальвдан вынул правую руку из петли на древке, взглянул на кровавый след ремня на запястье, вытащил из ножен боевой нож и, зайдя с темени, подальше от когтистых лап, вонзил лезвие на всю длину за ухом медведя. Зверь, истекая кровью, затихал, в груди Хальвдана ребра едва сдерживали удары сердца.
В сером небе прокурлыкал ворон, протрещала вдалеке сорока, четыре человека смеялись от радости жизни.
* * *
Вечером в халле на почетном месте напротив Хальвдана на блюде красовалась голова медведя с пряниками в зубах. Медвежье мясо вкушала ближняя дружина Хальвдана, раздали его и старикам, и больным в городе.
Шкура, растянутая во дворе на станине, удивляла своей величиной всех, заходящих в халлгард. Дружинники пили за своего предводителя, женщины с ужасом смотрели на медвежью голову. Охотники, украшенные медвежьими когтями и серебряными запястьями, которые подарил им сын конунга, сидели рядом с Хальвданом и были по-прежнему немногословны. Один только перебравший эля венд рассказывал страшные случаи о медвежьих охотах – кому-то медведь сбил лапой лицо с костей черепа, другому размотал кишки, а этому колено под рогатиной перебил…
Хальвдан смотрел на голову медведя и просил прощения за то, что явились они в его дом и нарушили покой. Когда-нибудь он проткнет копьем старшего Грима и тоже почувствует, как содрогается его тело в предсмертных судорогах; когда-нибудь он проткнет младшего Грима и…
* * *
Жизнь продолжалась. В конце зимы телились коровы, у женщин прибавилось забот. Они окуривали жилища и стойла, на восходе закрывали дымоход, пускали дым под крышу. Хозяйки заготавливали мутовки из веток можжевельника, которыми взбивали масло и смазывали им соски коровам, можжевельником же парили деревяные подойники и посуду. Готовили новое помело из веток сосны, считая, чтобы получилось нечетное число. Нечетное отгоняло нечистое.
Весеннее равноденствие – это еще и время, когда люди заключали договор с духами земли. Пекли блины, пироги, колобы, калитки, жарили яичницу, варили праздничный эль. Молодых жен мужья везли погостить к родителям. Подростки каталась от усадьбы к усадьбе на санях, запряженных украшенными лошадками. Но особенное веселье было там, где ради высокого льна женщины, задрав подол, садились на лед и катились с горок, визжа от скорости и от ледяного поцелуя земли. Дальше скатишься – длиннее лен уродится, изо льна платье снарядится, а там, глядишь, и судьба поглядится.
Дети обегали с трещотками дворы, спрашивали, дома ли коровы, а хозяйки отвечали, что дома, и просили принести молока, тогда дети несли с проруби воду и выливали в подойник, подносили коровам.
В ригу и в хлев ставили, как на йоль, угощения для духов.
Девушки на восходе ходили к лесу и вызывали его хозяина, ходили в одиночку, говорили три просьбы, перед каждой аукали, и последняя, конечно, была о замужестве.
Приближалось время весеннего тинга, который обычно проводят на сигрблот, весенние жертвоприношения ради победы. Стор-бонды в сопровождении лучших людей округи начали съезжаться в Алдейгью, встречались с родственниками в дружине Исгерд, с купцами. Важно было знать, что делается в мире и кто, став конунгом, принесет этой земле больше удачи.
Вопрос был жизненным. Конунга воинов кличет дружина, с ним она связывает свою удачу, а конунга земли кличут ее жители. Бонды и хозяйки заключали договор с духами полей, лесов, рек и ручьев, конунг заключал договор с бондами, чтобы стала земля благодарным садом.
* * *
У истоков Олхавы, в Хольмгарде, о смерти конунга Эйстейна никто не знал. Войско,
