Будь что будет - Жан-Мишель Генассия

– Я?.. Меня это не касается, я живу с бабушкой и дедушкой, и меня это устраивает, не хочу уезжать из Сен-Мора.

– Понятно, что вы растерялись, – продолжил Даниэль. – Это нормально, но мы сделаем все, чтобы ваша жизнь не перевернулась с ног на голову. Обдумаем, обсудим не торопясь, месяцев шесть-семь. Сейчас ничего не меняем, вы учитесь в своих лицеях до конца года, я пока подыщу большой дом на четверых, чтобы Арлене было удобно ездить в Сакле, в долину Шеврёз или Версаль, потому что там есть хорошие лицеи, а потом мы вместе примем решение.

* * *

За следующие месяцы Лоран понял, что его мнение никому не интересно. Когда это родители слушали детей? Может, прямо объявить, что он не согласен жить с Даниэлем, – не то чтобы он имел что-то против самого Даниэля, тот ему даже нравился, но эта новая ситуация разрушит все его надежды. Однажды вечером, когда они с матерью смотрели телешоу, он повторял про себя, Надо набраться смелости и сказать ей.

Прямо сейчас.

Несколько раз Лоран открывал рот, но не мог произнести ни слова, щеки пылали. После финальных титров он набрал в грудь воздуха, словно собирался нырнуть, Знаешь, мама, мне не нравится эта идея жить вчетвером, пусть лучше каждый остается у себя, это не помешает нам иногда видеться. Арлена быстро закивала, к Лорану вернулся нормальный цвет лица, Сынок, это настолько важная вещь для всех нас, что торопиться нельзя, нужно все обдумать, чтобы не принимать поспешных решений. Мы же договорились, что отложим все на несколько месяцев, чтобы лучше узнать друг друга, а главное, взвесить все за и против. Видишь ли, ты не один на свете, я думаю о тебе постоянно, но и ты должен обо мне подумать, понимаешь?.. Я сказал «да», но не был уверен, что действительно понял.

Я рассказал об этом Тома, когда мы встретились в четверг, чтобы пойти в кино. Он полминуты разглядывал свои ботинки, Ничего удивительного, они явно всё уже решили. Взрослые никогда не уступают. Они идут до конца, даже если подозревают, что ошиблись, а говорят красиво только затем, чтобы подсластить пилюлю. Но меня-то это не касается, я поговорил с бабушками и дедушкой, объяснил, что хочу жить с ними в Сен-Море, что для учебы лучше остаться в старом лицее, и они согласились. Бабушка Мадлен собирается поговорить об этом с отцом, она ждет подходящего момента. А ты бы хорошенько подумал, вряд ли тебе с ними будет плохо.

– Заткнись, это будет ужасно, мой отец все еще надеется.

Я описал ему последний обед у тети Франсуазы по случаю дня рождения моей кузины. Сначала мать в очередной раз решила не ходить, а встретиться с Даниэлем, Мне эти собрания осточертели! Она попросила меня позвонить ее сестре и сказать, что у нее отчет в понедельник и все воскресенье она будет работать дома. Бабушка перезвонила через десять минут и отругала мать. Я это подслушал по второму телефону, Ты что, издеваешься? Уже в четвертый раз у тебя отчет в понедельник! Ты совсем перестала к нам ходить. Если ты больше не хочешь нас видеть, скажи прямо, но не держи меня за дуру, все прекрасно знают, что у тебя кто-то есть, а ты от нас скрываешь.

– Вот уж не тебе делать мне такие замечания.

В итоге мать отменила встречу с Даниэлем, и мы отправились на семейный обед. Бабушка была счастлива. Отец наконец-то вручил маме рождественский подарок, красивый шарф в синей упаковке, она была тронута его вниманием, Он мне и правда очень идет, это мои любимые цвета.

– Это шотландка из Шотландии, – уточнил он.

Она поцеловала его в щеку, и все зааплодировали. Мама грустно улыбнулась, а я… мне бы порадоваться, сказать себе, что не все потеряно, что есть еще надежда, но именно в ту секунду на меня обрушилась вся правда. Кузины пристали ко мне с вопросами, хотели знать, что мы делали в другие воскресенья, с кем встречались, они терзали меня битый час, но я выстоял. Когда подошел отец и стал слушать, о чем мы говорим, мне пришлось врать, У мамы куча работы, поэтому мы не приходили. Отцу мой ответ принес облегчение. На самом деле маме не хватало духа сказать ему, что между ними все кончено насовсем, – наверное, она убеждала себя, что со временем он сам все поймет.

Мама с Даниэлем жили в разных ритмах. Она уходила не позже половины восьмого утра, не возвращалась раньше восьми вечера и два-три дня в неделю разъезжала по центрам КАЭ в Маркуле или в Кадараше, с которыми сотрудничал центр НЦНИ в Сакле. А Даниэль тем временем искал жилье, где все мы будем счастливы. Однажды вечером он заехал без предупреждения с едой из кулинарии в Монлери, и мы стали ждать маму. Он поинтересовался, что я сейчас читаю. Я только что закончил «Шагреневую кожу». Наверное, я рассказывал убедительно, потому что он ее у меня одолжил, а еще задавал вопросы о предметах, которые мы изучаем в лицее, думал вместе со мной над домашним заданием. Когда пришла мама, он подробно описал свои дневные изыскания, и они целый час обсуждали планировку дома, взвешивая достоинства и недостатки, а после ужина он уехал в свою парижскую квартиру. Каждый день Даниэль просматривал короткие объявления, затем обзванивал владельцев и колесил по долине Шеврёз. Перед дорогой он засекал время, и если до Сакле получалось более получаса, то продолжал разведку, в обратном случае соглашался на визит, но всегда отвечал «нет» – он был из тех придирчивых клиентов, которые доводят агентства недвижимости до умоисступления: этот дом недостаточно большой или неудачно расположен, слишком шумно, слишком далеко, слишком близко от вокзала, от лицея или от магазинов, сад никудышный или сосед напротив. Через три месяца упорных поисков он объявил, Я нашел редкую жемчужину, вот увидите, это ровно то, что нужно. В субботу днем мы собрались в Версаль. В последний момент Тома не захотел садиться в машину, С какой стати мне смотреть дом, в котором я не буду жить, я не уеду из Сен-Мора.

– И все же ты поедешь с нами, – сказал Даниэль.

– Ни за что! Ты сказал, что прислушаешься к нашему мнению, так вот: я хочу жить с бабушками и дедушкой.

– Я устал от твоих капризов, Тома, и я уже говорил: что бы ты ни вытворял, своего ты не добьешься и не сможешь меня разозлить. Поехали!

Мы