Наши заповедники - Георгий Алексеевич Скребицкий

Наконец я добрался до гагуна. Он был мертв, лежал на зарослях туры, крепко ухватившись клювом за подводный стебель.
— Я ж тебе говорил, что он под водой остался, а ты не поверил! — весело сказал Иван Галактионович. — У меня, брат, часто так бывало: ранишь, а он нырнет, схватится у дна за туру, да так там и сдохнет. А как вода отольет, он, голубчик, тут и окажется.
Достав убитую птицу, мы выбрались на берег и снова развели костер. Я согрелся, обсушился немного, и мы поплыли домой.
Прирученные и дикари
Иван Галактионович пошел на отмель рыть червей н прибежал оттуда запыхавшись. Почти у самого дома он заметил целый выводок диких гагачат без матки. Мы решили попробовать их поймать и подпустить к нашим.
Иван Галактионович, Николаи и я сели в бот и отправились на охоту. Действительно, тут же за мысом плавали возле берега четыре диких гагачонка примерно такого же возраста, как наши.
Пока мы подъезжали, гагачата как-будто не обращали на нас никакого внимания. Опи полоскались у берега, кормились в зарослях водорослей. Это доказывало, что, по крайней мере, в раннем возрасте сами птенцы не очень пугливы.
Но как только мы подплыли совсем близко и попробовали ловить гагачат руками, тут уж они почуяли опасность и пустились наутек.
Поймать их оказалось очень трудно, хотя берег был открытый и спрятаться им было негде. Но едва мы нагоняли плывущего гагачонка и собирались его схватить, он мигом исчезал под водой, потом появлялся метрах в десяти и вновь удирал.
Наконец нам удалось загнать гагачат в маленький заливчик и отрезать им путь к морю. Мы погнали их на берег. И все-таки один из них ухитрился нырнуть прямо под лодку и уплыл в море. Зато трех других мы оттеснили к берегу. Они выскочили из воды и попрятались.
Не так-то легко было отыскать их и на берегу. Гагачата лежали неподвижно, затаившись среди камней и травы. Все же мы поймали малышей, принесли домой и подсадили к своим.
Хотя дикие гагачата были такой же величины и окраски, как наши, но их сразу можно было отличить: они были более подвижные, юркие и какие-то подбористые. Даже пух на них лежал иначе, будто приглаженный.
Дикие гагачата просидели вместе с нашими несколько часов в углу за печкой. Они, видимо, совсем успокоились и не удирали, когда кто-нибудь из нас к ним подходил, — даже наоборот, вслед за нашими сами бежали навстречу.
На следующий день мы решили выпустить «дикарей» вместе со всеми гагачатами в заливчик.
— Ну, поглядим, удерут или нет, — сказал Николай, открывая дверь инкубатория и выпуская весь выводок гагачат.
Одни за другим они побежали знакомой дорожкой к воде. Сплошная масса темных пушистых комочков покатилась вниз, под горку, к заливчику. В этой массе сразу же затерялись наши новые питомцы. Все гагачата бросились в воду и табунком поплыли вдоль берега. Мы смотрели затаив дыхание: что-то будет дальше?
Вот из общей массы выделяются три гагачонка и плывут прочь от берега, к середине заливчика.
— Нет, не хотят вместе держаться! — вздохнул Николай. — Сейчас уйдут в море.
Но тут некоторые из наших гагачат, тоже отделились от остальных и поплыли за дикарями. Посреди разливчика образовалась целая стайка. Дикие гагачата начали нырять, очевидно доставая со дна корм. Мы с любопытством наблюдали за ними. Они ныряли совсем не так, как наши, неуклюже перевертываясь кверху ногами. Дикий гагачонок вытянет шею, весь подберется, подпрыгнет и юркнет в воду. Мы невольно любовались ловкостью и быстротой их движений.
Вдруг один из наших утят тоже подобрался, подпрыгнул и исчез под водой. За ним другой, третий… Вот так раз! А ведь раньше они этого вовсе не делали. Очевидно, наши гагачата переняли этот способ нырять у дикарей.
К вечеру все наши гагачата ныряли так же, как и дикие, и кормились уже не у берега, а по всему заливчику. Даже держаться они стали как-то иначе — более подбористо, стройно. Но все же им было далеко до их диких собратий. Пух у наших гагачат был более рыхлый, пушистый, он скоро намокал, и. тогда гагачата выбирались на бережок и сушились на солнышке. А дикари целый день находились в воде и, казалось, не чувствовали никакой потребности выйти на берег.
Наступил вечер. Нужно было гагачат звать домой и сажать за печку. Как же быть с новичками? Неужели опять выгонять на берег и ловить?
Прибежала Наташа:
— Подождите, подождите, дайте-ка я позову… Кру-кру-кру! — закричала она.
Сейчас же весь табунок поплыл к берегу. Только три диких гагачонка продолжали плавать посередине заливчика. Наши гагачата один за другим начали вылезать на берег. Вдруг одни из дикарей поднял головку, огляделся и, кажется, впервые заметил, что заливчик опустел. Он беспокойно заметался по воде, как бы разыскивая выводок, увидел вылезавших на берег гагачат и припустился за ними. Следом бросились к берегу и два других гагачонка. Так вместе с нашими и дикари добрели до самого инкубатория. У дверей произошла маленькая заминка: три дикаря сперва не хотели входить в дом, но и тут стремление находиться в стае взяло верх, и, потоптавшись немного у дверей, они робко последовали за всем выводком.
Эти первые наблюдения над дикими и домашними гагачатами дали нам много интересного. Они показали, какое огромное влияние в природе имеют подражание и инстинкт стайности.
На следующий день дикие гагачата еще более освоились и уже вместе с нашими плыли к берегу, когда им кричали «кру-кру».
На третий день, когда мы собрались обедать, в комнату вдруг вбежала Рая.
— Скорей! — закричала она. — Гагачата уплывают!
Мы выскочили на берег. Заливчик был пуст, а далеко в море виднелась плывущая гага. Следом за нею по воде двигалась целая масса черных точек. Значит, в наш заливчик прилетела дикая гага, может быть, даже мать тех самых трех гагачат, и увела своих, а заодно и всех наших.
В один миг мы с Николаем сели в лодку и пустились в погоню. Море было совсем тихое. Гага с гагачатами плыла очень быстро, направляясь к соседним островам. Но мы нажали на весла и начали нагонять беглецов. Вот они уже близко. Гага, видно, попалась чадолюбивая, она никак не хотела улетать и бросать такое большое семейство. Она плыла все быстрей и быстрей, уводя за собой гагачат.
Мы начали выбиваться из сил и отставать. Состязание, казалось, было проиграно. Наконец я почувствовал, что грести больше не могу. Я бросил весла и,