Океан. Выпуск 9 - Александр Сергеевич Пушкин

На следующий день все книги в киоске были раскуплены. Продавщица клялась, что больше не осталось ни одного экземпляра, но обещала привезти с базы еще.

В ближайшее воскресенье курсанты решили навестить Сахнина. Поскольку в один день собралось поехать в госпиталь больше ста человек, Митрий установил очередность. Не более взвода на одно посещение. Сегодня была очередь первого взвода.

Ребята вывалились шумной гурьбой из трамвая, как это бывало во время культпоходов в театр, и направились к проходной. Госпиталь помещался неподалеку от Калинкина моста, на проспекте Газа.

Уже было тепло. По веткам прыгали и весело чирикали воробьи. На деревьях набухли почки. Гриша сорвал одну из них. Она была большая, и он держал ее двумя пальцами, как майского жука.

Сахнина они увидели в саду. Он сидел на уединенной скамейке в застиранной байковой пижамной куртке, просторных, как у запорожского казака, коричневых шароварах и читал книгу. Федор Федорович еще больше похудел. Скулы его торчали, острый, как форштевень, нос сильнее заострился, тонкие губы стали еще тоньше.

Ребята окружили его, как ни в чем не бывало, перебивая друг друга, стали рассказывать курсовые новости. За несколько месяцев до выпуска, по курсу прошла волна свадеб. Только за последнюю неделю женились четверо курсантов, сегодня «лез в хомут» Леня Тончевский.

Потом внезапно все замолчали, почувствовали себя виноватыми. Наступила неловкая пауза.

— А вы читали, что о вас написано? — прервал молчание Левка, протягивая книгу.

Федор Федорович не спеша взял ее, прочел фамилию автора, отложил в сторону, вытащил из кармана пижамы пачку «Беломора».

— Вам, наверное, сейчас курить нельзя, — сказал Левка.

Сахнин усмехнулся, чиркнул самодельной, сделанной из патронной гильзы, зажигалкой, с наслаждением вдохнул в себя дым.

— Нельзя, — подтвердил он. — Врачи ругаются.

Гриша сбоку наблюдал за ним. «Здорово держится, — думал он. — По лицу не узнаешь, рад, что пришли, или не рад. Скорее всего — рад. Не баловали мы его. Наверное, и не навещал никто».

— А твои, Максимов, как дела? — спросил Сахнин, поймав на себе его пристальный взгляд. — Жениться не собираешься?

— Не знаю, — признался Гриша. — Не решил пока.

— Врет Мачта, — засмеялся Левка. — Выписывайтесь скорее, товарищ капитан второго ранга. Вместе на свадьбе погуляем.

Пока они шли гурьбой по аллее к выходу, Сахнин не отрываясь смотрел им вслед. Прочли о нем хорошие слова в книге и сразу прибежали. А не прочли бы, так ни разу бы и не появились… Он подумал, что, по сути дела, только сейчас, кажется, разобрался в их характерах. И еще он подумал, что, как ни печально в этом признаваться, роль воспитателя, видимо, не его призвание. Пускай начальство подыщет ему другое местечко.

…У проходной будки ребята остановились, дружно повернулись и прощально помахали руками.

— Поправляйтесь! — донеслись их голоса.

Федор Федорович тоже попытался ответно махнуть рукой и сразу почувствовал боль в животе.

«Черт возьми, а что, если рискнуть и попробовать еще раз? — неожиданно подумал он, все еще ощущая боль и поэтому боясь пошевелиться. — Взять с нового учебного года первый курс. Конечно, я бы многому мог научить их. Столько увидено, столько пережито. Кто же это сделает, если не мы, старые солдаты? Поправиться прежде надо, прийти в себя, — вздохнул он. — А уж затем решать. Да и поймут ли его те, новые? Или тоже будут считать «завхозом»?»

Несколько минут Сахнин сидел неподвижно, ожидая, пока успокоится боль, потом осторожно открыл книгу.

В. Коржиков

КАК МАТРОСЫ СТИРАЮТ РОБЫ

Стихотворение

Испытали бы ради пробы,

Как матросы стирают

                                робы!

Распинают их в жарком душе,

Трут мочалом, ругают в душу.

И ногами их мнут

                          в горячке,

И выкручивают,

                        как прачки,

Скользким кубиком натирают.

Драят шваброй, ногтями драят.

И вдыхают, блестя от жара,

Синеватые клубы пара!

Хороша, хороша водица —

Не грешно самому помыться!

Эх, и мыло, на что душисто…

Пару выдайте, машинисты!

Где там веник — березка с грустью?

Чтоб до сердца

Пробрало Русью.

Подлечиться б, погорячиться —

Бей от копчика до ключицы!

Чтоб носилась бы век,

                                 до гроба

Эта

     выдубленная роба!

В. Гордеев

УМБА-РЕКА

Стихотворение

Сквозь тоску,

через все расстояния,

тяжела ли дорога, легка,

сердцем празднуя встречу заранее,

я спешу к тебе, Умба-река.

Вот опять я любуюсь откосами…

И гляжу,

как, пройдя валуны,

вновь, сплетаясь, становятся косами

шелковистые пряди волны.

Освещен ли зарей берег западный

или берег восточный багров,

неумолчно взлетает над запанью

речь людская и стуки багров.

Лес на сопках стоит и красуется.

И небесная синь высока!

А внизу —

с Белым морем целуется

шаловливая Умба-река.

К. Бадигин

СЛУЧАЙ НА ЗАТОНУВШЕМ КОРАБЛЕ

(Рассказ)

Над морем летают чайки. Распластав крылья, они лениво кружат в воздухе, высматривая добычу. Иногда птицы смело садятся на странный корабль, неподвижно стоящий на море. Они привыкли к этой безмолвной громаде, возникшей здесь в дни войны. Пронзительно гомоня, чайки усаживаются по закраинам палуб, влетают через разбитые иллюминаторы в пустые помещения, сидят на мачтах, на высоких надстройках.

Океанский лайнер «Меркурий» затонул на небольшой глубине, и море не поглотило корабль целиком. Несколько лет он, словно стальной остров, отражал натиск штормовых волн. Непогоды потрепали корабль: остались без стекол иллюминаторы, разбиты спасательные шлюпки, подвешенные на металлических балках, погнуты железные стойки и поручни трапов.

Мертво и пусто на заброшенном лайнере. Все ценное — дорогая мебель, ковры, картины, все, что было на верхних палубах, свезено на берег. И теперь бесчисленные каюты, обширные салоны и рестораны выглядят пустыми и жалкими. Но стальной корпус почти не тронула ржавчина.

И вот, наконец, корабль ожил. Веселые моряки заполнили каюты «люкс». Ничего, что роскошные ванны и умывальники не действовали, зато каюты находились на верхней палубе и даже в шторм вода не попадала сюда.

Два раза в неделю из порта к «островитянам» приходил небольшой пароходик «Шустрый», привозил почту, пополнял запасы отряда и увозил на берег немногих счастливчиков. Дни в напряженной работе проходили незаметно. А вечером и ночью портовый маяк ехидно подмигивал морякам большим рубиновым глазом.

Шесть месяцев люди готовили огромный корабль к подъему. Круглые сутки стучала топорами боцманская команда. Сотни раз