Океан. Выпуск 9 - Александр Сергеевич Пушкин

Океан. Выпуск 9

ПРИХОДИ К НАМ НА МОРЕ!

А. Пушкин

«Завидую тебе, питомец моря смелый…»

Стихотворение

Завидую тебе, питомец моря смелый,

Под сенью парусов и в бурях поседелый!

Спокойной пристани давно ли ты достиг —

Давно ли тишины вкусил отрадный миг —

И вновь тебя зовут заманчивые волны.

Дай руку — в нас сердца единой страстью полны.

Для неба дальнего, для отдаленных стран

Оставим берега Европы обветшалой;

Ищу стихий других, земли жилец усталый;

Приветствую тебя, свободный океан.

В. Полторацкий

НА БЫСТРИНЕ

Стихотворение

Мы с тобой договорились загодя,

Что снаря́дим лодочку вдвоем.

И, не соблазнясь покоем в заводях,

Весь свой путь по стрежени пройдем.

Чтобы белый полумесяц паруса

Свежаком наполнен был всегда.

Чтобы, пенясь, клокотала яростно

За кормой кипящая вода.

Чтобы мимо отмелей и ериков —

К синю морю, в светлые края.

И густой шиповник с крута-берега

Одарит нас песней соловья.

Сбудутся надежды и желания

Вопреки годам и седине.

Лишь не отступай от обещания —

Лодку жизни правь по быстрине.

В. Турусов

«Умеют это только корабли…»

Стихотворение

Умеют это только корабли —

Всю жизнь куда-то в океан стремиться,

Надолго отрываться от земли,

Жить без нее и быть ее частицей.

От берегов, от маяков вдали,

Лежать на курсе при любой погоде —

Умеют это только корабли…

И люди — те, которые их водят.

ПЛЕЩЕТ МОРСКАЯ ВОЛНА

Н. Беседин

МЫ ПРИХОДИМ

Стихотворение

Мы приходим.

Встречай, разудалое море!

Мы приходим.

Встречайте нас, штормы и штили!

Нам на вахтах стоять

        в пограничном дозоре,

Нам Отчизну хранить,

        как отцы ее наши хранили.

Мы приходим.

И море, как эстафету,

Нам вручает ветрами пропахшие дали,

Нам вручает оно голубые рассветы,

Чтобы люди их доброй улыбкой встречали.

Мы проходим по трапу —

        по шершавым ладоням эсминца —

К месту новой прописки

        по праву сыновьего долга.

Здравствуй, море!

С тобой мы вполне породнимся.

Где-то песня о белой березе

        проходит сторонкой,

Опускается вечер

        над бухтой, родной нам отныне.

Ты прислушайся, море:

        ты слышишь, как ясно и громко

Вечной верностью Родине

        сердца звучат позывные.

Е. Баренбойм

СИНУСОИДА

(Повесть)

Вечерами незадолго до поверки Женька Якобсон, несостоявшийся актер, начинал в кубрике спектакль театра миниатюр. Он выстраивал в одну шеренгу с десяток курсантов и, медленно прохаживаясь вдоль строя, говорил нудным, скрипучим голосом:

— Несмотря на мои предупреждения, некоторые курсанты во время физзарядки продолжают прятаться в гальюне. Больше того — врут дежурному, что больны. Флоту не нужны ловкачи и трусы. Будущий офицер должен во всем служить примером своим подчиненным. — Затем Женька делал паузу, громко сморкался и возглашал: — Курсанты Максимов и Семеновский! За обман дежурного объявляю вам по два наряда вне очереди!

Сходство голосов Якобсона и нашего начальника курса капитана второго ранга Сахнина было столь разительно, что, если закрыть глаза, невозможно было отличить, кто из них говорит.

Курсанты задыхались от смеха…

Своего начальника курса мы недолюбливали. Он пришел к нам на выпускной курс военно-морского училища меньше года назад с Северного флота и сразу произвел неблагоприятное впечатление.

Среднего роста, сутуловатый, пожилой, с длинным, худым лицом, на котором выделялся большой и острый, как форштевень, нос, с тихим скрипучим голосом, Федор Федорович Сахнин даже отдаленно не напоминал героев рассказов Станюковича или «Капитального ремонта» Соболева — книг, которые были популярны среди воспитанников училища. Конечно, каждому курсанту было бы приятно, если бы на вечере в училище он мог показать своей девушке глазами на командира курса и она, увидев бравого офицера в тужурке, украшенной множеством боевых орденов, сказала бы восхищенно: «Вот это да!»

Но все же решающую роль в нашей антипатии сыграли другие причины.

— Ох уж эта интендантская мелочная душонка, — ворчали мы, когда дежурный по курсу зачитывал очередной приказ Сахнина о назначении на работы. — Откуда только он свалился на наши бедные головы?

Мы были убеждены, что нет для Сахнина дела увлекательнее, чем всякого рода хозяйственная суета. Заготовка картошки, капусты, дров, угля, извести, всевозможные ремонты — крыш, заборов, овощехранилищ, погребов, канализации и водопровода — так и сыпались на нас со всех сторон. В первый послевоенный год, вскоре после возвращения училища из эвакуации, таких работ было несметное количество. Почти ежедневно нас снимали с занятий для погрузки, перевозки, копки, разборки, строительства на десятки объектов, разбросанных не только на территории училища, но и по всему городу. Часто эти работы мы выполняли ночью или на рассвете и тогда после них, утомленные и невыспавшиеся, дружно дрыхли на лекциях, и только команда дежурного: «Встать! Смирно!» — могла нас поднять.

Заниматься было некогда. Мы глухо роптали и винили во всем нашего начальника курса. Мы были убеждены, что именно он, интендантская душа, проявляет инициативу и с легкостью отдает нас любому, кто только попросит «подкинуть десяток курсантов».

Даже ночную разгрузку вагонов с бревнами делали мы, выпускники, а не матросы хозяйственной команды или салажата первокурсники.

Левка Семеновский, философ и книгоед, особенно страдавший от невозможности заниматься, уверял, что еще повивальная бабка, принимавшая Сахнина, изрекла в те далекие годы:

«Снимите бескозырки, господа флотские, родился Завхоз».

Кличка «Завхоз» прочно укрепилась за начальником курса.

Ходили упорные слухи, что это Сахнин уговорил начальника училища послать на прокладку узкоколейки к железнодорожной станции и на ремонт печей на известковом карьере в восьмидесяти километрах от Ленинграда именно нас, как имеющих большой опыт строительства. И якобы начальник училища, человек дальновидный и умный, возражал, говоря, что