История гарема - Джеймс Клуг
Персидский посол, служивший в Индии в XV в., выражает мнение, что необычно большое количество (семьсот) наложниц и принцесс в зенане монарха, при дворе которого он был аккредитован и который, с точки зрения перса, обладал неуемным сексуальным аппетитом, объяснялось привычкой этой высокой особы жевать бетель[109].
Лист этого кустарника семейства перечных, который выращивают по всей Индии вплоть до сегодняшних дней, используется как жвачка. Полагают, что она усиливает половое чувство.
Каждый, кому довелось бывать в Индии и странах, расположенных к востоку от этого субконтинента, знает, что привычка жевать бетель широко распространена в данном регионе и присуща всем классам общества. Напрашивается вывод, что персидский дипломат был, очевидно, новичком в этой стране, если думал, что привычка раджи, о которой он упоминал, является исключением.
Совсем недавно были проведены статистические исследования, которые позволяют утверждать, что пристрастие к бетелю питает примерно десять процентов населения нашей планеты. Это, в свою очередь, означает, что на Востоке с его огромным населением бетель жуют едва ли не все. Однако говорить о том, что свойство листа бетеля усиливать половое влечение оказывает какое-то влияние на рост населения или является причиной того, что европейцы воспринимают как сексуальную одержимость, которая свойственна многим восточным нациям и таким образом способствует сохранению полигамии и гаремов, было бы совершенно некорректно, прежде всего с научной точки зрения.
Что касается численности обитательниц гаремов в современной Индии, то рекорд по этому показателю до недавнего времени принадлежал пожилому махарадже[110] Патиалы[111].
До того как на его княжество было распространено действие конституции Индии, его зенана, которая постоянно пополнялась новыми девушками, насчитывала как минимум семьдесят две наложницы в качестве его личных фавориток, не считая их родственниц и прислуги. Однако этот удивительный осколок старины был, разумеется, записным противником модернизации страны и социальных реформ, причем до такой степени, что он даже никогда не обрезал ни свои волосы, ни бороду и, должно быть, выглядел еще более грозным варваром-самцом, чем муж леди Годивы из поэмы Теннисона[112], который носил бороду, расстилавшуюся на фут перед ним, и волосы, устилавшие на целый ярд дорогу позади.
В 1890-х годах в Индии побывала мисс М. Ф. Боллинг, молодая энергичная англичанка, во многом похожая на Эммелин Лотт, однако, в отличие от последней, являвшаяся профессиональной журналисткой, а не гувернанткой. Основное место в ее репортажах занимала жизнь обитательниц зенан, которую она нашла «довольно скучной и прозаичной» и почти полностью лишенной «романтики, преодоления трудностей и героизма». В то же время, по мнению мисс Боллинг, женщины зенан вовсе не влачили «жалкое существование». «Индийская девочка, – пишет она, – появляется на свет в душных потемках, и делается это для того, чтобы уберечься от злых духов на тот случай, если младенец вдруг, к всеобщей радости, окажется мальчиком».
Если же паче чаяния рождается презренный женский пол, то этой девочке суждено расти в самой убогой части любого индийского дома, в зенане. Второй женой индиец, как утверждает мисс Боллинг, обзаводится только тогда, когда становится очевидным, что первая жена страдает бесплодием. Последнее на Востоке встречается редко. Если же такое явление имеет место, то его обычно приписывают слишком раннему опыту половых сношений.
В Индии процент детской смертности очень высок, но если ребенку все же удается выжить, то воспитанием девочки занимается в большинстве случаев ее бабушка, а не мать. Объясняется это очень просто. Лучше доверить ребенка женщине лет тридцати, ведь именно таков средний возраст бабушек в стране ранних браков, нежели другому ребенку, которому, возможно, не исполнилось еще и пятнадцати лет. Что касается воспитания и образования, то все сводится к постижению основ ведения домашнего хозяйства и начал сексологии. Последняя дисциплина, которую во многих европейских кругах называли бы «лишением ребенка его невинности», индийцу кажется самой естественной в мире предосторожностью, поскольку самым главным занятием в жизни девочки, как только она физически будет к этому готова, а чаще всего еще и до достижения ею половой зрелости, является производство детей.
Обычно девочку обручают с ее будущим женихом задолго до того, как она достигает половой зрелости. Однако часто ее выдают замуж только после того, как у нее начинается менструация, что происходит в возрасте двенадцати – тринадцати лет. В период помолвки ей не разрешают встречаться с ее будущим мужем, однако ее очень хорошо просветят насчет того, что подразумевается под «супружескими правами». Если ее муж – молодой человек, то сначала девушка будет жить в зенане его отца, где женщины постарше будут осуществлять за ней строгий надзор. После того как она родит своего первого младенца (при этом нужно, чтобы он был мужского пола), ее муж сможет обзавестись своей собственной зенаной, где она будет сама задавать тон. Когда ей исполнится тридцать лет или около того, ее официальная половая жизнь будет считаться завершенной. После этого она будет заниматься главным образом административными делами, сплетничать и плести интриги неамурного характера.
Если брак по каким-то причинам сложится неудачно для индийской женщины, то она попадает в большинстве случаев в безвыходную ситуацию, так как развод для нее невозможен. Аналогичная ситуация возникает, если умирает ее муж, так как вторичное замужество так же противоречит канонам индуизма.
В прежние времена они охотно давали сжигать себя на погребальном костре вместе с телом умершего мужа, поскольку у вдов не оставалось никаких перспектив возвращения к нормальной жизни, в которой они были бы респектабельными женщинами.
Британские колониальные власти покончили с этой бесчеловечной практикой, получившей название «сатти», что является несомненным положительным результатом их административных реформ. Супружеская измена при жизни мужа считалась, как и везде на Востоке, тягчайшим преступлением и каралась жестокой смертью.
Несмотря на всю свою суровость, традиции зенаны не мешали женщинам, принадлежавшим к низшим кастам, работать на полях и на фабриках с открытым лицом. Однако они трудились отдельно от рабочих-мужчин. Исключение составляли шахты, где такое разделение несло бы ущерб трудовому процессу. Что касается женщин, материально обеспеченных вполне достаточно, чтобы не работать, то, по мнению мисс Боллинг, их жизнь в помещениях, которые были обставлены чрезвычайно скудно и поэтому выглядели очень неуютно, была «ужасно скучной». Свой вывод журналистка подтверждает описанием зенаны калькуттского раджи, которую она посетила.
Справа от двери, которая не знала краски уже много лет, стояла широкая двойная
