История гарема - Джеймс Клуг
Конкубинат[115] был, однако, распространен довольно широко, следствием чего было гораздо меньшее количество разводов, чем в некоторых мусульманских и даже в современных христианских странах. В первых моногамия была неофициальным, но допустимым нормальным явлением, а в последних как нормальным, так и официальным.
На практике же, как мы уже убедились, там, где дело касалось среднего гражданина любой страны, официальное узаконивание полигамии или моногамии почти не влияет на сексуальные пристрастия мужчины или женщины.
В обществе, где полигамия является официальным институтом, всегда найдется почти столько же мужчин, которые предпочитают жить с одной женой, сколько и в официально моногамном обществе. И последнее вряд ли будет так сильно отставать от первого по количеству случайных половых связей. Для любого трезвомыслящего студента, изучающего антропологию, моральный ужас, который полигамия обычно внушала людям почтенным и застенчивым, и игривые комментарии по этому поводу со стороны людей не столь почтенных в равной степени неприемлемы. Этот институт является не «лицензией на безграничное злоупотребление сексуальным наслаждением», но вполне разумным признанием того факта, что значительная часть мужского населения планеты, особенно в странах с жарким климатом, предпочитает разнообразие среди объектов, с помощью которых она удовлетворяет свой инстинкт продолжения рода, и будет добиваться своего, какие бы запреты ни накладывались свыше и какого бы происхождения ни была инстанция, откуда они исходили бы: небесного или же чисто земного. Не существует абсолютно никакой разницы между сексуальными излишествами, доступными для богатого человека в Нью-Йорке, и подобными же услугами, которые он может получить в Калькутте. То обстоятельство, что американец одновременно женится на одной жене, а индиец, если он пожелает, может одновременно сочетаться браком с несколькими женщинами, ни в малейшей степени не влияет на возможности каждого.
Турецкая поэтесса Халиде Эдиб, о которой говорилось выше, в середине 1930-х гг. посетила Индию. В Бомбее, где она сошла на берег, ей не удалось обнаружить какого-либо затворничества, достойного упоминания. Женщины-мусульманки старшего поколения жили в отдельной части дома, за пурдахом, и не виделись с мужчинами, за исключением своих родственников. Зато их дочери поступали так, как считали нужным, и извлекали пользу из обоих миров: испытывали возбуждение, вызванное новизной общения с внешним миром, контрастировавшим с привычной для них атмосферой, и, устав от него, возвращались к спокойствию и уюту зенаны. В то время начало набирать силу женское движение за полную отмену пурдаха по всей стране, однако оно не носило воинствующий характер. Тех, кто хотел по той или иной причине остаться за занавесом, а таких женщин тоже было немало, как молодых, так и пожилых, не собирались силой заставлять выходить оттуда. На турецкую гостью произвели огромное впечатление необыкновенная солидарность и взаимные симпатии, которые она обнаружила среди женщин, придерживающихся разных взглядов и исповедовавших разные религии. Это был явственный переходный период, когда многие индийские женщины отказались от пурдаха, но многие еще хранили верность этому освященному вековой давностью обычаю.
Однако за тридцать лет до этого в Южной Индии такая древняя система, как сообщала одна миссионерка, функционировала еще в полную силу со всеми своими характерными особенностями. Обитательницы зенан гордились своим затворничеством, которое, как они считали, делало им честь. «Ведь сокровища всегда держат взаперти, в надежном месте, не так ли?» – говорили они обычно любому проповеднику, у которого хватало смелости поинтересоваться, «как они терпят это». В зенану некоего наваба[116], где содержалось не менее двухсот женщин всех возрастов, можно было попасть, только войдя через «маленькую дверь, находившуюся посреди огромных, массивных чугунных ворот».
Она вела в узкий внутренний двор. Сада в этой зенане не было. Интерьер здания не был украшен цветами, и, что может показаться самым странным тем, кто читал романы европейских писателей на эту тему, там не было никаких диванных подушек.
В более скромное заведение можно было войти через «забавное маленькое отверстие, завешенное куском грязной мешковины». Внутри находилась «масса» женщин. Однако это место выглядело «мрачным, и все в нем наводило уныние».
Естественно, миссионеры ограничивались лишь очень смутными намеками на «порок», то есть лесбийскую любовь, которая, по мнению других авторов, была распространена в индийской зенане во всех ее формах, хотя, возможно, и не в таких масштабах, как в мусульманских гаремах.
Сведения о том, как обитательницы зенан предавались этой противоестественной страсти, поступали, скорее всего, от евнухов или проституток, а потому не могут считаться достоверными на сто процентов. Однако в то же время мы не можем отрицать существование этих привычек, которые неизбежно возникают в любом закрытом обществе женщин, особенно если таковое отличается своей многочисленностью. Впрочем, усиленное внимание к проблеме женского гомосексуализма, который нынче вошел в моду практически повсеместно, и к чрезвычайно хитроумным, дорогостоящим и изощренным методам, с помощью которых он практикуется, не может не восприниматься с известной долей скептицизма.
Двинувшись из Индии дальше на Восток, мы попадаем в Сиам[117].
Соответствующее заведение короля этой страны носило весьма специфический характер.
В середине прошлого века там в течение продолжительного периода времени жила мисс Анна Леоновенс, принадлежавшая ко все той же породе неустрашимых английских гувернанток. Ее мемуары, опубликованные в 1873 г. и изданные повторно в 1952 г., содержат немало интересного материала. В отличие от своих подданных, которым разрешалось иметь только одну жену, король по закону мог иметь двух супруг. Однако, разумеется, и в том и в другом случае закон никак не ограничивал количество наложниц. Нет нужды пояснять, что в гареме монарха были собраны почти все молодые женщины Сиама, обладавшие наилучшими внешними данными.
Для их проживания в Бангкоке, столице Сиама, была отведена большая территория. Это был, по сути дела, целый город, окруженный высокий стеной и носивший довольно невыразительное название Города женщин под вуалями (или со скрытыми лицами). Взрослые мужчины туда не допускались. Даже судьями, полицейскими, тюремными надзирателями и палачами были женщины. Торговлей, как оптовой, так и розничной, так же занимались только женщины, которые являлись невольницами наложниц короля и его родственников. В городе действовали свои собственные законы и существовала своя система образования. Экономика также имела определенные отличия. Невольницы могли покидать этот район, если это было связано с выполнением каких-то поручений или же они хотели навестить своих мужей, при наличии таковых, естественно. Однако свободным женщинам было запрещено оставлять священные пределы, если только они не занимали самые высокие должности. Общая численность населения Города женщин под вуалями достигала 9000 человек – настоящее восточное изобилие женственности.
Повествование мисс Леоновенс о жизни и быте сиамского гарема, местами принимающее трагический оттенок, образно и живо передает как ум, так и спокойное,
