История улиц Москвы. От Неглинной до Басманной - Никита Денисович Здоровенин
Беговая улица
В ЭТОЙ ГЛАВЕ:
• Темнокожий жокей становится знаменитостью в России.
• Менделеев очень не хочет сжигать сырую нефть.
• Леон Манташев покупает третий роллс-ройс.
Беговая – это от скачек, лошадиных бегов. Вот и мы – сразу с места в карьер, рассказываем про ипподром, первопричину района, запретный плод азарта, породивший Беговые улицу и аллею, усиливший популярность безбашенного ресторана «Яр» и давший миру первый рысистый ипподром.
Да, Центральный московский ипподром – первый, на котором проводились соревнования на резвость в беге рысью среди лошадей – и коней, конечно. В русском языке, когда вы слышите или читаете в книге, что кто-то пошел на бега или лошадь выиграла в беге, – это именно о беге рысью.
Другой вид соревнований – скачки, когда лошадь скачет галопом. Казалось бы, такие тонкости – какая разница, бежит лошадь или скачет? Так думаем мы, доезжающие из Петербурга в Москву на скоростных поездах. А во времена царской России лошадь, везущая спокойно, ровно, без рывков и подскоков, была ускользающей мечтой. Поэтому у нас и сделали первый в мире ипподром для бега – чтобы вывести идеальную породу, которую потом можно было бы впрягать, например, в дилижансы и катить до самого Петербурга с ветерком (в идеале, чтобы ветерок – за окошком). В России на бегах лошадь запрягали русской упряжью и наездник (а он – все равно наездник, даже если не в седле) сидел в санях или в четырехколесных дрожках. Чуть позже уже пришла мода на «американки» – особые двухколесные коляски из Америки, которые у нас еще иногда называют «качалки», они ведь качаются. Долгое время бегали по прямой – по одной лошади, до столбика и обратно, а потом еще раз и еще…
В России соревновались обычно на длинных дистанциях, например, около 5 километров. Так что лошадям приходилось разворачиваться по много раз, это было неудобно, некрасиво и сильно замедляло гонку. Наконец появились такие ипподромы, как в Москве. Стали бегать по кругу и сразу по 5–10 лошадей. Появились четкие правила для рысистых бегов, например, лошадь не должна переходить на другой тип аллюра, кроме рыси, в котором ноги двигаются несинхронно. К примеру, если лошадь побежит вдруг иноходью – это сразу дисквалификация. Если лошадь перейдет на галоп, то объявляется проскачка. На коротких дистанциях после двух проскачек лошадь тоже дисквалифицируют. Соревнуются обычно на дистанции 1600 метров или чуть больше. Но в России не так давно возродили традицию длинных скачек, только для орловских рысаков, – на 4800 метров.
Орловские рысаки занимают не только особое место в истории конных бегов и скачек (им принадлежат множество рекордов), но и в истории Московского ипподрома, скачущей то на Олимп, то в бездну. Считается, орловские рысаки пошли от Сметанки, арабского скакуна, скрещенного с европейским конем. Проблема европейских рысаков была в том, что они бежали очень неровно. Все же в природе лошади скачут, бег – для них дело неестественное. Орлов выводил рысаков, которые могли пробежать легко 60 километров, лишь чуточку вспотев. Оценивалась сила, выносливость, скорость – как везде. Но именно у нас десятым пунктом в селекции была красота. И ничего, что американские рысаки были зачастую быстрее, зато орловские – восхитительно красивы. Первые бега тоже организовал Орлов, они проходили на самой гладкой поверхности холмистой Москвы – на льду Москвы-реки. Во славу Орлова и его рысаков на здании ипподрома появился флюгер с фигуркой орловского рысака. Здание сегодняшнее – это отреставрированная перестройка перестройки нескольких беговых беседок, которые тут были сперва. Отдельно была беседка для просмотра бегов, отдельно – для скачек. Под излет XIX века для просмотра бегов построили основательное здание: с роскошными трибунами, большими залами для мероприятий и личным кабинетом Николая II. Во время Гражданской войны на ипподроме стали обучать военных, на трибунах митинговали рабочие и даже разок выступил Ленин с пламенной речью. А еще тут проводили что-то вроде авиашоу – красиво (и иногда опасно) летали на аэропланах на глазах у ахающей публики и запускали воздушные шары. В 1930-е ипподромы объединили в один, а после войны, когда сгорело здание основной беседки, да и сам ипподром немало пострадал, архитектор Жолтовский, любимец Сталина и мэтр сталинского ампира, построил свой последний большой проект – новое здание ипподрома. С помпезными коринфскими колоннами, торжественными рельефами коней, лошадей и гербами под стать княжеским, но с серпом, молотом и снопами пшеницы. Неожиданно заработал тотализатор – делали ставки на коней, вырученные ипподромом деньги отправлялись на всяческие благородные цели, вроде реставрации Большого, квадрига на парадном портике которого так ловко рифмуется с квадригой на парадном портике ипподрома.
Продолжая конную тему, в двух скачках галопом от ипподрома прячется один из самых красивых секретов Москвы – конюшни Манташева. Когда случайно выныриваешь из поросшего буйными деревьями двора и видишь их перед собой, думаешь: а не телепорт ли это в Вену? Центрально-европейское барокко на кромке старой Москвы как минимум удивляет неровным аллюром своего стиля среди выверенных по воле Советов товарищей-домов вокруг. Кусочек Вены в Москве появился по мановению руки сына нефтепромышленника Александра Манташева.
Александр Манташев входил в тридцатку богатейших людей Российской империи. В Тифлисе (ныне – Тбилиси) он владел невероятными площадями недвижимости. Но старт был низким. Хотя иногда чем ниже старт, тем быстрее бег. Так – у Манташева. Он начал с того, что помогал в небольшом бизнесе отцу – они торговали тканями. Когда отец умер, в наследство ему достались два магазина с тканями и 20 тысяч рублей. Тогда и выстрелил стартовый пистолет. Через два года 20 тысяч превратились в 200. Заработав их, он инвестировал в
