Быть. Монография - Василий Леонидович Курабцев
В пользу сомнительного большевизма Жукова говорят также следующие факты – обязательное изучение классиков марксизма-ленинизма, как вспоминал Жуков, ему, «надо сказать… давалось… нелегко»; но он добился результатов, хватило «духу продолжать учебу» [26, 188]. И это помогло ему в понимании организации армии и политики партии. Однако, с другой стороны, он в споре с Д. Эйзенхауэром высказывал мысль о превосходстве советского коллективизма над американским эгоизмом. И американский главнокомандующий убедился, что «Жуков верил в высокую нравственность коммунистической теории» [49, 187].
Кроме того, Г. К. Жуков, возможно, про себя верил каким-то образом в Бога-Творца. Б. В. Соколов приводит воспоминания протоиерея отца Анатолия в Ижевском соборе, который был генерал-майором во время войны и беседовал с Жуковым о Боге. Учитывая личность Соколова, доверять по-настоящему этим воспоминаниям не приходится. Но все-таки приведем их: «Я верю в силу Всемогущую, в разум Премудрейший, сотворивший такую красоту и гармонию природы, и преклоняюсь перед этим» [48, 19]. Если это правда, то можно предположить, что в том числе отсюда следовало противоречивое отношение Жукова к политработникам-атеистам.
Он с трудом терпел большую советскую ложь. Когда издали «Историю Великой Отечественной войны», Жуков говорил: «Лакированная эта история. Я считаю, что в этом отношении описание истории, хотя тоже извращенное, но все-таки более честное у немецких генералов, они правдивее пишут. А вот „История Великой Отечественной войны“ абсолютно неправдивая» [21, 577]. Эти слова «абсолютно неправдивая», причем от человека, который признан успешнейшим советским маршалом, звучат как обвинение всей советской лживой системе, которая не могла не потерпеть рано или поздно полное фиаско.
Однако живая и более полная, антиномическая истина о большевизме Г. К. Жукова выглядит так: он и был всю жизнь преданным коммунистом, веря в справедливость и будущность коммунистической идеологии, и не был, точнее, был лишь частично, истинным коммунистом (о чем и состоялся разговор). Он был и возвышен советской системой, и был как бы низложен, исковеркан этой системой. Разве что не уничтожен, как Уборевич, Тухачевский и другие.
Подъем перед Великой Отечественной войной
Он сражался в 1919 году под Царицыном (и, возможно, это одна из причин благоволения Сталина к Жукову, который тоже там же проявил себя). Воевал с белоказаками, с белокалмыками. В 1920 году в Воронежской губернии подавлял восстание Колесникова; потом были сражения с бандами (или восставшими крестьянами?) Антонова и Зверева.
Перед возможной отправкой на войну с Врангелем Г. К. Жукова направили на курсы красных командиров в Тверь; потом на кавалерийские курсы в Рязанской губернии. Уже в это время он «усиленно изучал всевозможную военную литературу, особенно книги по вопросам тактики» [26, 110]. «Усиленная» военная самостоятельная учеба! То есть Жуков уже в годы Гражданской войны совершенствовался как военный теоретик и практик. Шел процесс профессионализации.
В 1920 году, после выпуска курсантов в Армавире, часть их стала преследовать банды, «ушедшие в горы Кавказа. …Наш курсантский полк где-то в горах Дагестана попал в засаду и понес большие потери. Многие командиры и бойцы были зверски замучены бандитами. Погиб и наш комиссар, которого мы все так любили» [26, 86–87].
А после войны, в 1922–1923 годах, произошел стремительный военный рост Жукова – от командира кавалерийского эскадрона до помощника командира полка и до «командира 39-го Бузулукского кавалерийского полка» – в мае 1923 года [26, 104].
В 26 с половиной лет Георгий Жуков – опытный командир полка, который оценивал полк как основную боевую часть. Полку уделял «двенадцать часов в сутки» [26, 111]. Его тактическая мысль была такова: «выбрать главное направление в бою и сосредоточить на нем основные усилия» [26, 104]. Особенно если имеется перевес врага. Не так ли (в том числе) действовал Жуков в годы самой страшной войны?
В 1924 году Жукова направили на учебу «в Высшую кавалерийскую школу в Ленинград», где он сблизился в процессе учебы с другим одаренным командиром К. К. Рокоссовским [26, 114]. В 1926 году Жуков был назначен С. К. Тимошенко одновременно «командиром полка и комиссаром полка» [26, 121]. Он активно занимался также «всеми видами конного спорта». И очень любил, усиленно изучал, как бы предчувствуя свое будущее, военную тактику. Вот его слова: не знающим тактики приходится «доучиваться в ходе сражений, неся при этом ненужные потери» [26, 122–123].
Это, по сути, одно из свидетельств заботы командира полка Г. К. Жукова о своих бойцах. Смысл его слов – сберечь жизнь солдата и победить. И военные историки, например Сергей Соловьев, утверждают, что относительные потери войск под руководством Г. К. Жукова нередко оказывались меньшими в сравнении с относительными потерями войск под управлением И. С. Конева и некоторых других советских военачальников. Гениальная военная интуиция, продуманность и сокрушающая мощь ударов Жукова приводили именно к этим результатам.
В истории Московской битвы историк Ю. В. Рубцов отметил такой факт: командующий Западным фронтом Г. К. Жуков потребовал от командующего 20-й армией небезызвестного генерала-предателя А. А. Власова, у которого были большие потери, атаковать «не по дорогам… а применяя обходы и окружение» [9, 209].
Еще одно свидетельство о человечности полководца – от 27 января 1942 года, касающееся общения Жукова с командующим 49-й армией Западного фронта И. Г. Захаркиным: «На одном и том же месте продолжаются преступно проводимые атаки, а как следствие тупости и недисциплинированности горе-организаторов, люди расплачиваются тысячами жизней… Если Вы хотите, чтобы Вас оставили в занимаемых должностях, я требую: – Прекратить преступные атаки в лоб населенного пункта; – Прекратить атаки в лоб на высоты с хорошим обстрелом; – Наступать только по оврагам, лесам и мало обстреливаемой местности… Исполнение донести мне к 24.00» [44, 271–272]. Это противоречит выводам некоторых «обличителей» Георгия Константиновича.
В 1929 году Жуков в Москве учится на «курсах по усовершенствованию высшего начальствующего состава (КУВНАС)» [26, 130]. Это, по его словам, было прекрасное время военного творчества, споров, активной учебы. «Все слушатели курсов увлекались военной теорией, гонялись за каждой книжной новинкой», собирали военную литературу; «складывалась советская военная наука» [26, 130].
И в 1930 году К. К. Рокоссовский стал «командиром 7-й Самарской кавалерийской дивизии», а Жуков – «командиром 2-й кавалерийской бригады» этой же дивизии. В этом же году Жукова назначили «помощником инспектора кавалерии РККА»; инспекцией руководил С. М. Буденный [26, 136]. Сбор в Москву был короткий – в
