Быть. Монография - Василий Леонидович Курабцев
В 1947 году чекисты по «трофейному делу» все-таки схватили и пытали многих генералов Жукова – Л. Ф. Минюка, В. И. Варенникова, В. В. Крюкова, А. А. Филатова; адъютанта Жукова А. С. Семочкина; К. Ф. Телегина (он доложил Жукову, что НКВД отправил для себя 51 железнодорожный состав «трофеев»). Тоже били «резиновыми дубинками» [49, 210–211]. Генерала В. Н. Гордова и других, явно недовольных политикой Сталина и его чекистов, в 1950 году расстреляли.
«Главным орудием Сталина в осуществлении репрессий был, конечно, Берия. Коварный и хитрый человек. К Жукову подбирался и так, и эдак», стряпал заговор, «но Сталин сказал: – Жукова я тебе не отдам. Я его знаю» [35, 467]. Другая версия этой истории, согласно самому Жукову, такова: Сталин, выслушав предложение Берии о моем аресте, сказал: «Нет, Жукова арестовать не дам. Не верю во все это. Я его хорошо знаю. Я его за четыре года войны узнал лучше, чем самого себя». Раздражение вождя, скорее всего, было, но Сталин слишком высоко ценил своего гениального полководца и верил ему. Ценил лучшего и безотказного «кризисного топ-менеджера». Это напоминает его изречение по поводу погрешностей ряда известных писателей, которые выявили чекисты: он сказал, что других писателей у меня нет.
Л. П. Берия к тому же – один из виновников наших поражений в начале Великой Отечественной войны. Так, например, он докладывал в предвоенные годы Сталину об информации от посла в Берлине Деканозова следующим образом: «Бомбардирует меня „дезой“ о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР», но мы «твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет» [35, 181–182]. Аналогично, в ущерб научной истине и аналитике, вел себя начальник разведывательного управления генерал Ф. И. Голиков, имевший обширные сведения на эту тему, а также адмирал Н. Г. Кузнецов – он не поверил военно-морскому атташе в Берлине М. А. Воронцову. И все боялись недовольства Сталина, почему-то уверовавшего в свою «безошибочную» аналитику: Гитлер скоро не нападет.
После смерти Сталина в 1953 году генералы под руководством Жукова арестовали Лаврентия Берию, а в конце года по решению трибунала под руководством маршала И. С. Конева расстреляли.
Что же столь «испортило» безусловно необходимую работу ВЧК, НКВД, ОГПУ, МГБ и в целом органов советской безопасности? Почему многие чекисты были осуждены и расстреляны своими же? Дело видится так: первое – не было никакой разумной меры в подчинении политическому руководству СССР и первому лицу органов (просто – абсолютное выполнение воли «вождей»). Второе – не было единственного стремления к объективной истине в расследованиях, а нередко были задания «расколоть» максимальное количество подозреваемых, причем без всякой презумпции невиновности (а наоборот – заранее виновны все арестованные). Исключения из этого правила были тоже. Третье – недостаточный профессионализм работников органов (и это одна из причин применения пыток).
Четвертое – игнорирование общечеловеческой морали и нравственности, игнорирование христианских заповедей, прав и свобод личности, общественной контролируемости в угоду политической идеологии и желаниям «вождей» (как тайный и беспощадный иезуитский орден). И это уже приближает к аморализму, садизму (чувству всевластия над человеком и вседозволенности), преступности и демонизму.
Пятое – разрешение сверху на применение пыток. Черный человек получал запретные удовольствия, истязая мужчин и женщин. И ощущал себя при этом героем.
Шестое – ощущение себя не как живого нормального человека, а как жестокого и всевластного охранного пса тоталитарного режима. «Оружия (пистолета) партии», реализующего защиту государства и правящей Коммунистической партии, пусть и методами государственного террора. Показательна в этом смысле судьба дворянина и писателя В. Н. Меркулова. Он, оказавшись в рядах чекистов, как бы переродился и стал «настоящим» чекистом.
Седьмое – ожидание от правителей «заслуженных» наград, дач, высоких зарплат и пенсий, высоких званий (и все это землячки, абакумовы, берии и прочие получали).
Восьмое – это как бы отсутствие принципа «не навреди» (государству, обществу и человеку) и такое в конце концов искажение деятельности органов, которое уже приносит не столько пользу государству и обществу, сколько несомненный вред (например, многочисленные расстрелы лучших военнослужащих в 1937–1938 годах, накануне войны с нацистской Германией; многочисленные и бессмысленные расстрелы священников и верующих [см. Бутовский полигон] и другое). Жуков чудом этого избежал (особенно помогло расположение Сталина) и оценил эту деятельность как «противоестественную», противоправную и несоответствующую реальной социалистической жизни (со светским добром и оптимизмом). Это было действительно бесчеловечно в чудовищной степени. Опричнина и инквизиция, которые не должны повториться в истории России. И вина Сталина и его ближнего круга тут совершенно очевидна. Все оказались бескомпромиссными и беспощадными. Были ли исключения?
Все в реальности черно-белое. Но органы с 1917 по 1953 год (время радикалов Ленина и Сталина) окрасились чересчур в черный цвет. И подобное будущее для России недопустимо.
Жуков верил в справедливость идей большевиков, но реальная жизнь оказалась другой. Поэтому «оттепель» Н. С. Хрущева, к которой примкнул и Жуков, казалось, давала надежду на возвращение от советской инквизиции к справедливости. И в своем проекте выступления в 1956 году маршал тоже осудил «культ личности» и заговорил о необходимости реабилитации «незаконно осужденных», которые оказались в плену у немцев в связи с обстоятельствами. Они «достойны поощрения и правительственных наград» [35, 574].
Но случилась опала, и с 1957 года за Жуковым вели пристальное наблюдение уже хрущевские чекисты (КГБ) А. Н. Шелепин и В. Е. Семичастный. Даже записывались разговоры маршала за обеденным столом. Федор Бурлацкий объясняет опалу маршала в следующих словах: «причина устранения Жукова была традиционной – „боязнь сильной личности“» [49, 258].
Разгром японской армии на Халхин-Голе («Русское сопротивление непоколебимо»)
Такой вывод 8 августа 1941 года (о непоколебимости советских солдат) сделал офицер Главного морского штаба Японии С. Утида, анализируя войну России и Германии: «Русское сопротивление непоколебимо. Поэтому Япония не может начать операции против России в Сибири в 1941 году» [58, 279–280]. Генеральный штаб Японии с Утидой согласился. Но за этим выводом, безусловно и прежде всего, стояло военное поражение Японии в 1939 году в столкновении с СССР на реке Халхин-Гол в Монголии. Некоторые авторы называют это столкновение «Второй русско-японской войной» – по аналогии с войной 1904–1905 годов, но уже с победой русских.
Халхин-Гол по-настоящему показал огромный военный потенциал Георгия Константиновича Жукова.
