Быть. Монография - Василий Леонидович Курабцев
Ранний подъем (1896–1918 годы)
Георгий Константинович Жуков родился в 1896 году в гуще самого обездоленного русского народа в деревне Стрелковка Калужской губернии. Его отец был подкидышем по имени Константин, которого взяла на воспитание бездетная и очень бедная вдова Аннушка Жукова. Отец зарабатывал в качестве крестьянина-сапожника очень мало. Мать, Устинья Артемьевна, – тоже из чрезвычайно бедной крестьянской семьи, очень сильная физически женщина, которая так и не смогла выбиться из нищеты. И была вынуждена даже оставлять своего грудного младенца (Алешу), чтобы заработать необходимые гроши для выживания. Алеша не выжил.
А однажды покосившийся, старый и замшелый дом Жуковых обрушился крышей на один угол. Оставаться там было нельзя, и вся семья переселилась в сарай.
И многие били мальчика Егора Жукова (Георгием его стали называть, согласно У. Спару, с 15 лет).
Отец запомнился побоями шпандырем (сапожным ремнем), а сын при этом никогда не просил прощения. А когда Егор стал учиться у родственника, мастера-скорняка в Москве, то получал побои, порой незаслуженные и жестокие, и от мастера, и от мастериц, и от жены хозяина, и от злых приказчиков. Один из приказчиков – Василий Данилов (запомнился же, даже в историю вошел!) – остался в памяти четырнадцатилетнего мальчика своими особо жестокими, садистскими избиениями «по самому малейшему поводу» [26, 19]. В российской армии в Первую мировую войну Георгию Константиновичу тоже не всегда везло в этом отношении. Однако уже всемирно знаменитый маршал написал: «Тяжелая жизнь – лучшая школа жизни. Тот, кто перенесет тяжелую, неизбалованную жизнь, – тот всегда будет господином своего положения, а не рабом, которому все равно» [35, 3]. Выходит, что тяжелые «университеты» – скорее, благо для человека, но, добавим, для достаточно сильного телом и духом.
«Господином своего положения» Егор Жуков впервые стал в 1906 году, окончив школу «на отлично и получив похвальный лист» [26, 27]. А его друг детства, Леша Колотырный, с которым они славно пели в школьном хоре, не смог даже выучить все буквы.
А во второй раз «господином» Жуков оказался в Москве – когда выучился на отличного профессионального скорняка (меховщика). Хозяин ему полностью доверял и хорошо платил, видя в Жукове честного и «безотказного работника» [26, 42]. Не так ли и не потому ли доверяли своему «работнику» и Иосиф Сталин, Климент Ворошилов и другие лидеры СССР?
Началась Первая мировая война, и Жуков решил, «что, если возьмут в армию, буду честно драться за Россию». «Жизнь закалила меня, и свой солдатский долг, я полагал, сумею выполнить с честью» [26, 45–46]. С честью – в школьной учебе, с честью – на работе, с честью – на войне. Так начинался путь великого русского национального героя. Настоящего воина, уже в 18 лет. Вскоре Георгий был отобран для учебы на унтер-офицера.
По-настоящему учиться, по-настоящему работать, по-настоящему выполнять солдатский долг. Не потому ли он часто бывал столь требователен к подчиненным, и многие, особенно нерадивые, его очень боялись?
Начальник штаба 4-й кавалерийской дивизии Л. Ф. Минюк вспоминал: «Жуков терпеть не мог ленивых, неповоротливых, бездумных и пустозвонов. Совершенно по-другому он относился к тем, кто трудился в полную силу, творчески и с огоньком» [35, 79]. Иногда дело доходило, как пишет Б. В. Соколов, до нелитературных выражений и избиений (как и у других советских офицеров и генералов). Иногда – до перевода провинившихся в штрафбат или, когда речь шла о трусах и предателях, до расстрела.
В сентябре 1942 года Жуков в качестве заместителя наркома обороны утвердил положение о штрафных подразделениях. А в 1944 году был любопытный случай на Первом Белорусском фронте, которым командовал маршал К. К. Рокоссовский. Жуков, как всегда, хотел изучить позиции врага, поднимался на недостроенный наблюдательный пункт и упал с него. Он в ярости тут же приказал снять командира корпуса, а командира дивизии отправить в штрафную роту. Заступились Рокоссовский и командующий 65-й армией генерал-полковник П. И. Батов. Ограничилось смещением комдива с должности.
Я думаю, что Уильям Дж. Спар точно показал специфику характера маршала: «Жуков был требовательным, беспощадным командующим, который часто принимал стремительные решения, практически не обращая внимания на личные чувства своих подчиненных. …Сомнительно, чтобы он выжил, действуя иначе» (учитывая характер Сталина) [49, 150]. Несомненно, что одна из главных причин симпатии Сталина к Жукову – его (Жукова) соответствие сталинскому духу управления и сталинской лихой прагматике. Но главная причина, конечно, военная гениальность маршала, военного, так сказать, кризис-менеджера, которая не раз приводила к большим успехам.
Но и К. К. Рокоссовский вряд ли ошибся, свидетельствуя о том, что Г. К. Жуков «бывал несправедлив в приступах ярости» [49, 274–275].
А сам Жуков объяснил себя так: «Меня упрекали в излишней требовательности, которую я считал непременным качеством командира-большевика. Оглядываясь назад, думаю, что иногда я действительно был излишне требователен и не всегда сдержан и терпим к проступкам своих подчиненных. Меня выводила из равновесия та или иная недобросовестность в работе, в поведении военнослужащего. Некоторые этого не понимали, а я, в свою очередь, видимо, недостаточно был снисходителен к человеческим слабостям»; «однако и теперь считаю, никому не дано права наслаждаться жизнью за счет труда другого» [26, 128].
В последних словах маршала, скорее всего, многое приоткрывается. «Не дано права наслаждаться жизнью за счет труда другого» – это и нетерпимость Жукова к недобросовестным и отклоняющимся в поведении солдатам и офицерам, к дармоедам и тунеядцам, и ненависть к эксплуататорам чужого труда, и классовая ненависть – к помещикам, дворянам, капиталистам, кулакам и другим.
Действительно, Справедливость, дисциплина и порядок были высочайшими ценностями маршала. И, как он признается, возможно, что в «излишней» степени. К тому же маршал, скорее всего, был не милующим православным человеком, а страстным, требовательным и решительным военным профессионалом (ради самого дела). И, несомненно, очень одаренным. Это, можно сказать, качества не каждого русского человека, а лучшего из лучших. И был, причем в яркой степени, русским человеком, обладал русскостью. Не это ли одна из главных причин травли некоторыми «историками» в постсоветское время Жукова как «Мясника» (якобы его кличка на фронте), как безжалостного к солдатам и офицерам и так далее? У русских действительно может обнаруживаться не только добро и теплота, но и жестокость, бесчеловечность. Об этом писал и Н. А. Бердяев. Но не искажают ли «историки» реальную живую личность Георгия Константиновича?
Кстати, о русскости маршала говорит многое: его игра на баяне (для маршала он был «хорошим баянистом», по словам Руслановой), любовь к русским песням (дружба с певицей Лидией Руслановой), к народным танцам (русская пляска маршала на банкете после подписания
