Рычаг богатства. Технологическая креативность и экономический прогресс - Джоэль Мокир

сравнительная статика вдохновлялись классической ньютоновской физикой. Однако такие параллели неизбежно являются неполными и не дают исследователю четких аналитических инструментов. Кроме того, не каждый элемент в одной сфере имеет точный эквивалент в другой: например, что может служить экономическим аналогом гравитации?[167] Преимущества и недостатки таких аналогий обсуждаются в работах Мэйнарда Смита (Maynard Smith, 1972, p. 36–43) и Раза (Ruse, 1986, p. 32–35). Те случаи, когда аналогия между A (хорошо известным явлением) и B (объектом изучения) диктует определенные варианты подхода к изучению B и определенные гипотезы, подлежащие проверке, но отнюдь не выполняющиеся по отношению к B только потому, что они выполняются по отношению к A, эти авторы называют «эвристическими аналогиями» (по выражению Раза), противопоставляя их «аналогиям-доказательствам», когда некое предположение объявляется истинным по отношению к B только потому, что оно истинно по отношению к A. Биологическая эволюция и техническое развитие – процессы достаточно сходные для того, чтобы эвристическая аналогия была интересной и могла подсказывать нам новые пути изучения экономической истории техники. Однако они достаточно различаются для того, чтобы сделать неправомерным объяснение промышленной революции путем непосредственных ссылок на теорию Дарвина. Впрочем, такие различия не являются ipso facto запретом на использование аналогий.

Согласно избранному нами подходу, технологии – понимаемые в узком смысле слова как рецепты производства тех или иных товаров и услуг – являются аналогами биологических видов, а их изменения носят эволюционный характер. Идея или представление о том, как производить определенный товар, можно считать генотипом, в то время как конкретную технологию, применяемую фирмой для производства данного товара, можно представить себе как фенотип конкретного представителя вида. Фенотип каждого организма отчасти определяется генотипом, но свою роль играет и окружающая среда. Аналогично, разновидности данной технологии ограничиваются общей идеей, однако конкретная технология складывается под влиянием таких факторов, как гибкость и способность адаптироваться к обстоятельствам. Соответственно, изобретение – появление новой технологии, – эквивалентно видообразованию, возникновению нового биологического вида. Эта аналогия является неполной, а строить теории на основе неполных аналогий – достаточно рискованное занятие. Тем не менее это упражнение позволит нам прийти к некоторым выводам.

Наша базовая предпосылка сводится к тому, что техника имеет эпистемологическую природу. Ее нельзя назвать феноменом, каким-то образом «существующим» вне людского сознания. Подобно науке, культуре и искусству, техника по сути представляет собой знания, и соответственно технические изменения должны рассматриваться как изменение суммы наших знаний. В последние годы существенное влияние приобрела новая школа эволюционной эпистемологии, объявляющая, что знания и культура развиваются под воздействием механизмов, аналогичных тем, которые являются причиной видообразования[168]. Как можно применить эволюционную теорию к системам знаний? Ключевая идея весьма проста. Утверждается, что новые идеи, подобно мутациям, возникают случайным образом (Campbell, [1960] 1987). Некоторые культурные, научные и технические идеи берутся на вооружение, потому что они тем или иным образом отвечают потребностям общества – точно так же, как некоторые мутации закрепляются в генотипе благодаря естественному отбору. В своем простейшем виде процесс отбора работает потому, что наиболее приспособленные фенотипы также быстрее всего размножаются.

В контексте технического прогресса закрепление нового признака в генотипе означает, что при данных ценах на факторы производства конкретная технология позволяет производить некий товар при наименьших издержках (приведенных к качеству). Благодаря такому процессу отбора выживают самые удачные идеи, в некоторых случаях полностью вытесняя менее удачные идеи. Конкурентная игра при этом ведется не на уровне фирмы, а на уровне самих технологий. Победа в этой игре означает, что данная технология или обычай являются, по выражению эволюционных биологов, «адаптивными»[169]. Вне рамок производственной сферы идею адаптивности трудно наделить серьезным оперативным содержанием. Литература, посвященная культурным изменениям, сталкивается с неоднозначностью, заложенной в попытках определить степень «адаптивности» тех или иных обычаев. Возьмем, например, одежду. Адаптивная ценность ношения белой одежды в пустыне или меховой шубы в Арктике очевидна. Также адаптивна «провокационная» женская одежда, поскольку она стимулирует сексуальную активность (хотя точный уровень «провокационности» сам по себе определяется культурой). Однако в иных случаях вид одежды зависит от культурного окружения: так, ортодоксальные евреи покрывают голову шляпами по причинам, уходящим корнями в древность. Та легкость, с какой евреев можно отличить по их головному убору, однозначно являлась отрицательной адаптивной чертой в тех местах, где евреи подвергались дискриминации. Тем не менее этот обычай сохранился. Во многих других случаях непонятно, является ли данная черта адаптивной или нет[170]. Впрочем, при изучении технических изменений, когда изучаемыми «видами» являются сами технологии, ответить на подобный вопрос сравнительно просто. Преимущества новой технологии можно описать несколькими переменными, большинство из которых учитываются в таком экономическом понятии, как социальная экономия, представляющем собой разницу между общими социальными издержками (включая издержки, внешние по отношению к фирме, такие как загрязнение окружающей среды), связанными с производством одного и того же товара по старой и по новой технологии. Примерами четко определенных адаптивных признаков могут служить снижение производственных издержек, повышенная долговечность и возросшая безопасность производственного процесса. Свою роль могут играть и другие факторы. Старые технологии могут выжить вследствие их привлекательности по иным параметрам, помимо чисто экономических критериев – таким, как их эстетические свойства. И все же исходя из сравнительно ограниченного количества информации, касающейся цен на факторы производства и того, насколько высоко общество ценит тишину, чистый воздух, сохранение девственных лесов и т. д., технологии могут быть ранжированы согласно степени их адаптивности.

Повторимся: в рамках предлагаемой нами парадигмы аналогами биологических видов выступают не фирмы, не общества и не люди, а лишь сами технологии. Сначала отметим, что статичную технику можно уподобить гипотетическому миру, в котором нет эволюции. В отсутствие прогресса техническая информация будет передаваться от поколения к поколению в неизменном виде. Передача «технологической ДНК» следующему поколению будет производиться путем обучения, подмастерьев или сыновей, людьми, обладающими этой информацией. Хотя передача информации может сопровождаться возникновением случайных шумов, механизмы, устраняющие их, обычно берут верх, и любая особь, обладающая заметно отличающимися характеристиками, окажется неприспособленной и погибнет. Конкуренция между живыми существами за ресурсы аналогична конкуренции на рынке, а естественный отбор будет гарантировать стабильность. Подобные периоды застоя и в биологии, и в истории техники представляют собой скорее правило, нежели исключение.

За техническими изменениями стоит возникновение новых идей. Они могут появляться совершенно случайно, «вслепую» (неожиданно для самих игроков), или систематически, но с большим стохастическим компонентом. Новые идеи, подобно мутациям, представляют собой отклонения от демонстрируемых характеристик и подвергаются различным испытаниям, выявляющим их работоспособность в данном окружении. Так же, как мутации, многие из них являются мертворожденными или умирают в младенчестве. Из тех немногих