Рычаг богатства. Технологическая креативность и экономический прогресс - Джоэль Мокир
Такая аналогия поможет нам провести различие между изобретениями и их распространением. В период, когда вид претерпевает изменения, мы можем в любой момент наблюдать представителей и старой, и новой популяции. Если последняя имеет более высокие шансы на выживание (например, в случае бактерии, невосприимчивой к антибиотикам), то она постепенно заменит популяцию с меньшей адаптивностью. Естественный отбор вполне может работать, изменяя не сами гены, а лишь их распространенность, вследствие чего в менделевских процессах наследования будут доминировать более адаптивные виды. Однако мы не обязательно когда-нибудь придем к стабильному состоянию с преобладанием в данном окружении одного-единственного наиболее приспособленного вида. К тому моменту, как новый вид вытеснит старый, могут произойти новые мутации, породив еще более жизнеспособные формы. Если этого не случится, эволюция прекратится; таким образом, «отбор подобен огню, пожирающему свое собственное топливо… если только мутации не будут периодически обновляться, эволюция прекратится, едва начавшись» (Lewontin, 1982, p. 151). Техническим изменениям присуща аналогичная динамика. В любой конкретный момент используются как наиболее передовые, так и среднестатистические технологии, основанные на устаревших, но еще применяемых приемах работы. В случае одноразовой инновации конкурентный процесс при определенных обстоятельствах в конце концов приведет к устранению устаревших технологий и обеспечит единообразие производственных методов. Однако при непрерывном «рождении» новых технологий ни одна самая передовая технология никогда не захватит полного господства в отрасли.
Эволюционная модель не гарантирует выживания лишь наиболее приспособленных. Биологи-эволюционисты уже давно отвергли идею Спенсера о выживании сильнейших, считая ее либо заблуждением, либо тавтологией. Географическая изоляция порой приводит к возникновению ниш, в которых более примитивные формы существуют бок о бок с более продвинутыми видами. Нарушение такой изоляции вызывает нарушение равновесия, за которым может последовать вымирание менее приспособленного вида. Аналогичным образом возможно сосуществование различных технологий, если менее эффективные производители обладают правами собственности на некий конкретный ресурс, позволяющий им выживать и размножаться, защищая их от жесткой конкуренции с другими производителями. В тех случаях, когда условия изменяются, конкуренция за ресурсы усиливается. Ни дронт, ни примитивное кустарное производство не пережили начавшихся процессов глобализации.
Проводя аналогию между дарвиновской эволюцией и техническими изменениями, не следует заходить слишком далеко, поскольку технический прогресс в принципе имеет недарвиновскую природу[171]. Технологии – это информация, передающаяся в процессе обучения, а не записанная в генах. Таким образом, она представляет собой культуру в ее традиционном понимании (Cavalli-Sforza and Feldman, 1981, p. 10). В качестве культуры наука, искусство и технологии передаются следующему поколению путем усвоения им признаков, приобретенных предыдущим поколением (то есть того, чему оно обучилось) (Boyd and Richerson, 1985). Разумеется, биологическая эволюция не допускает ламарковского наследования приобретенных признаков. В конце концов, передача технической информации от поколения к поколению производится посредством сознательного обучения и подготовки подмастерьев, наследников и студентов. Однако эта подготовка в какой-то степени определяется тем, что предыдущее поколение узнало в течение своей жизни. Более того, технологии могут изменяться в ходе горизонтальной передачи информации: в отличие от животных, принадлежащих к одному виду, фирмы и трудящиеся могут подражать друг другу и учиться друг у друга.
Передача приобретенных признаков называется «предвзятой» (biased transmission); по большому счету именно к ней сводится распространение инноваций. Эта предвзятость может носить разный характер: бывает прямая предвзятость, когда все существующие варианты подвергаются испытанию и выбирается самый подходящий; косвенная предвзятость, когда выбор делают, ориентируясь на некий удачный пример; и, наконец, предвзятость порой проявляется в выборе того варианта, который чаще всего использовался в предыдущем поколении. Каждому из этих типов предвзятости можно найти аналог при распространении новых технологий[172]. В Cavalli-Sforza and Feldman (1981) показывается, что конкретный метод передачи культурной информации является решающим фактором, определяющим, насколько консервативно или прогрессивно данное общество в смысле освоения адаптивных инноваций. Налаженная связь между теми, кто обучает, и теми, кто обучается, снижает шансы на выживание разнородных технологий.
Эта аналогия является не слишком точной, поскольку эпистемология не вполне эквивалентна ДНК и не изменяется вследствие мутаций в генах и хромосомах. Строго говоря, мутации – это не что иное, как ошибки копирования, совершающиеся при передаче генетической информации от поколения к поколению. При культурных изменениях, включая технические, изменениям подвергаются живые особи. Таким образом, речь идет не ошибках копирования в обычном смысле слова, а скорее об идеях и замыслах, чье появление не вполне случайно, хотя его механизмы по большей части нам неизвестны[173]. В отличие от науки и техники, биологическая эволюция не несет в себе элемента интенциональности. В биологии нет сознательных игроков, аналогичных индивидам, пытающимся сделать жизнь лучше, снизить производственные издержки, научиться лечить рак или осуществить термоядерную реакцию[174]. Окружение влияет на новые идеи посредством скрытых и нередко неосознаваемых механизмов. В силу того что культурные и технические инновации направлены на решение конкретных проблем, в среднем они будут более адаптивными, чем в случае чисто случайных инноваций (Cavalli-Sforza and Feldman, 1981, p. 66). Это соображение не обязательно представляет собой фатальный изъян в нашей аналогии. Несмотря на то что генетические мутации являются ошибками копирования, они тоже не полностью случайны. Мутации тоже отчасти определяются окружающей средой, в частности они могут вызываться такими мутагенными факторами, как рентгеновские лучи. Более того, не все гены одинаково чувствительны к мутагенным факторам, а некоторые фрагменты хромосом, известные как «горячие точки», в очень высокой степени подвержены мутациям. Наконец, мы уже знаем, что вероятность мутаций не симметрична: в некоторых направлениях мутации происходят чаще, чем в противоположных – это явление известно как «мутационное давление» (Dawkins, 1987, p. 307)[175].
Еще одно различие между техникой и биологией связано с горизонтальным обменом. В эволюционной биологии различные виды довольно редко обмениваются генами, то есть информацией. В мире живой природы гибридизация если и происходит, то только между близкородственными видами. Мы делим 99 % генов с другими приматами, однако скрещивание между ними и людьми невозможно. Напротив, в истории техники такой обмен происходит постоянно. В биологии эволюция одних видов воздействует на другие виды главным образом посредством своего влияния на окружающую среду, в то время как в технике изменение одних «видов» сказывается на других видах как непосредственно, путем взаимного обмена, так и косвенно, путем влияния на экономическое окружение.
