Рычаг богатства. Технологическая креативность и экономический прогресс - Джоэль Мокир
Экономики, достигшие третьего этапа технологического жизненного цикла, могут выбирать различные защитные механизмы, в зависимости от своей политической системы и социальных обычаев. Влиятельного правителя можно склонить либо к защите статус-кво, либо к поддержке сил прогресса. Иногда удается достигнуть компромисса. В результате последствия становятся неопределенными, а технологически креативные этапы жизненного цикла могут удлиняться или сокращаться. Тем не менее политический механизм этого типа способен пролить некоторый свет на силы, скрывающиеся за законом Кардуэлла. Эти механизмы невозможно описать более конкретно, не имея более точного представления о сложных повторяющихся играх между теми, кому технические изменения выгодны, и теми, кому они не выгодны. Однако ясно то, что эта игра структурирована особым образом. Всякий раз, как появляется какая-либо новая техника, она вынуждена вступать в борьбу с существующим статус-кво и может победить в этой борьбе с вероятностью p. В случае победы она становится доминирующей и, в свою очередь, на следующем этапе сама окажется под ударом. Если же она проиграет, то силы реакции создадут новый антитехнический набор институтов, одолеть который будет гораздо сложнее, то есть в следующем раунде игры вероятность победы новой техники будет равна p', где p'< p. Не исключен вариант, когда p'= 0, то есть общество навсегда оставит у себя прежнюю технику, и победа статус-кво приведет к созданию подлинно замкнутого государства. Впрочем, есть причины полагать, что этим дело не исчерпывается. Во-первых, как p, так и p', вероятно, будут зависеть от соотношения между потерями и приобретениями, связанными с переходом на новую технику. Более резкие перемены увеличат и потери, и приобретения, но не обязательно pari passu, вследствие чего у достаточно передовой техники будет шанс на победу над реакционными институтами. Более того, в глобальном окружении p' зависит от величины разрыва между реакционными и прогрессивными экономиками. В какой-то момент этот разрыв станет нетерпимым и реакционные силы потерпят поражение, как произошло в Японии в 1868 г. и – не так быстро – в Китае после 1898 г.
Альтернативный способ понять, почему периоды технологической креативности не продолжались бесконечно и обычно быстро заканчивались, основывается на связи между структурой рынка и инновациями. Экономисты в течение многих лет обсуждали гипотезу Шумпетера; обзор литературы по этому вопросу можно найти в других работах (Kamien and Schwartz, 1982; Scherer, 1980, ch. 15; Baldwin and Scott, 1987). Вкратце, Шумпетер утверждал, что «самым мощным двигателем технического прогресса» являются крупные фирмы, обладающие значительным рыночным влиянием, а не идеально конкурентные фирмы (Schumpeter, 1950, p. 106). Свободный вход на рынок, по его мнению, несовместим с экономическим прогрессом, основанным на технических изменениях. По большей части эта дискуссия имеет сомнительное отношение к тому, что происходило до 1914 г. Еще менее уместны ссылки на другую версию этой гипотезы, выдвинутую Гэлбрейтом, пытавшимся связать размер фирмы со склонностью к инновациям[162]. До 1850 г. крупные фирмы встречались крайне редко и производство осуществлялось главным образом семейными предприятиями, нередко использовавшими труд домашней прислуги и наемных работников. Поэтому представляется маловероятным, чтобы размер фирм являлся принципиальным фактором, объяснявшим развитие техники в эпоху до нового времени. В любом случае Шумпетер вел речь не о размере, а о степени конкуренции. В этом отношении мы видим в истории намного больше разнообразия. Мелкие фирмы не гарантируют конкурентоспособности. Если фирмы обслуживают достаточно небольшой рынок (то есть транспортные издержки достаточно высоки), то даже один-единственный кустарь может стать монополистом. Более того, в отраслях с конкуренцией могут создаваться предохранительные механизмы, сглаживающие остроту конкуренции и в определенной степени превращающие отрасль в монополию. В Европе эту задачу в течение многих столетий определенно выполняла система гильдий, хотя она была создана с другими целями. В XIX в. конкурентное давление ослаблялось посредством картелей, профессиональных ассоциаций, государственного регулирования и неписаных джентльменских соглашений, определявших, какое поведение пристало бизнесмену. Идеальная конкуренция наблюдалась редко. Ход игры регулировался ограниченным набором правил, способствовавших инновациям в одни эпохи сильнее, чем в другие.
Современная эмпирическая литература, описывающая рыночную структуру, наиболее благоприятную для технических изменений, по большей части неубедительна и порой противоречива. Исторические факты тоже не слишком нам помогут. После 1750 г. англосаксонские экономики в целом были более конкурентными по сравнению с прочими; картели и формальные препятствия для выхода на рынок встречались на континенте намного чаще. В Германии и Австрии государство в конце XIX в. поощряло и навязывало создание картелей; в США после 1890 г. они были запрещены, а в Великобритании являлись экстралегальными – их не запрещали и не поощряли. Однако на практике большинство британских фирм оставались мелкими, а британская промышленность по-прежнему носила фрагментированный и децентрализованный характер. Сами по себе эти различия не означают, что на континенте конкуренция была менее развита, чем в Великобритании или США. Более того, история технических изменений в 1750–1914 гг. едва ли подтверждает простую гипотезу Шумпетера. Великобритания, будучи наиболее конкурентной экономикой, первоначально имела инновационные преимущества, но после 1870 г. утратила их в состязании с европейским континентом и США. Либо мы неверно измеряем степень конкуренции и Великобритания в конце XIX в. в реальности была менее конкурентной экономикой, чем кажется, либо новая техника, появившаяся в ходе второй промышленной революции, в этом отношении принципиально отличалась от прежней техники. Такие изобретения, как химические красители, двигатель внутреннего сгорания, электроприборы и сталь, могли стать пригодными к использованию лишь после длительного процесса разработки и многочисленных усовершенствований. В этом смысле менее конкурентные германские олигополии, возглавлявшиеся немногочисленными, но мощными инвестиционными банками, а также крупные фирмы, возникавшие в США в конце XIX в., могли обеспечивать более оптимальные условия для технических изменений (Mowery, 1986).
Несмотря на неубедительность литературы о связи между структурой рынка и инновациями, мы можем почерпнуть из нее кое-какие дополнительные соображения о причинах, по которым выполняется закон Кардуэлла. Взаимосвязь между техническими
