Корея. Власть, идеология, культура - Константин Валерианович Асмолов
Чучхесон как система появился в середине 1960-х и окончательно оформился к началу 1970-х, когда корейская традиция политической культуры вышла на новый этап. Адаптация западной системы ценностей к традиционным условиям завершилась, и началась выработка соответствующей требованиям времени «идеологии с корейской спецификой», построенной на национализме, опоре на собственные силы в экономике и относительной независимости во внешней политике (в значительной степени – за счет лавирования между сверхдержавами). В разработке теории приняли участие такие ученые, как Ким Ун Тхэ, Хан Сын Чжо, Чхве Чхан Гю, Пэк Ван Ги и Ли Чжон Ик.
Активное внедрение чучхесон и использование термина «чучхе» началось в период Юсин. Специальный орган, параллельный Национальному собранию, название которого переводится обычно как «Народное собрание самостоятельного объединения», назывался по-корейски «Тхониль чучхе кунмин хвеый».
Основная идея чучхесон – процветание нации, тесно связанное с ее независимостью, под которой понимается экономическое самообеспечение государства и его политическое самоопределение. Средством достижения процветания является поставленная на «здоровую корейскую основу» административная демократия, реализуемая с помощью государства, вмешательство которого как носителя справедливости во всех сферах жизни является нормой. С точки зрения управления по-прежнему действует система «вождь – чиновники – народ», где роль вождя играет лидер, а чиновниками является новая элита, состоящая из молодых и компетентных кадров, которые и здесь «решают все».
Идеология чучхесон обосновывала необходимость укрепления сильной централизованной власти, существование иерархических отношений подчинения, возможность социальной гармонии на базе национального сознания и оправдывала авторитаризм как явление, изначально присущее корейской национальной культуре и региональной культуре вообще. Западной идее правового государства был противопоставлен «силласский коллективизм, основанный на конфуцианстве и общинной традиции». Консервативность политической системы объяснялась спецификой социально-политического развития азиатских стран и ролью традиционных ценностей. Неоднократно подчеркивалось, что «самое опасное для азиатских государств – потерять все связи с традиционными ценностями».
Конфуцианская система социальных отношений называлась «патриархальным авторитаризмом», истоки которого усматривались в традиционных семейных отношениях, каковые проецировались на взаимоотношения государства и подданных. Авторитет родителей, например, подавался как пример политического авторитета вождя, вследствие чего «взаимное уважение, почтение, доверие и любовь между руководителем и массами обеспечивают гармонические отношения между правительством и народом».
Понятно, что отмежевание демократии корейского типа от европейских стандартов носило более мягкий характер, чем отделение чучхе от марксизма-ленинизма, ибо эти стандарты не являли собой столь четко организованную концепцию.
С другой стороны, в собственно корейской традиции стремились найти черты западной демократии, чтобы представить ее не как чуждое заимствование, а как элемент собственной культуры, уже тогда нацеленный на сочетание демократии и авторитаризма властей.
С третьей – подчеркивался акцент на необходимость опоры на свои собственные силы, на свою государственную мощь для достижения всех выдвигаемых целей. Риторика Пак Чон Хи в этом вопросе очень напоминала кимирсеновскую: «Юсин не имитирует какие-либо системы, а является оригинальной и творческой… Иными словами, с точки зрения международных отношений, Юсин – это система, по которой зависимые отношения от сверхдержав ликвидируются, а устанавливаются отношения „взаимодействия и сосуществования“, т. е. складывается такая система, по которой мы сами несем всю ответственность». Еще цитата: «Юсин – это творческое проявление национальной воли для создания стабильности, процветания и новой истории объединения на основе нашего великого самосознания, которое мы вновь обретаем».
Таким образом, чучхесон вобрал в себя традиционные конфуцианские установки и принципы управления государством, далекие от европейского понимания демократии, и давние представления корейских буржуазных националистов об особенности корейского пути развития и невозможности механического переноса на корейскую почву иных моделей. В отличие от «административной демократии», которая определялась как временная идеология переходного периода, национальный субъективизм подавался уже как единственно возможный и верный путь развития корейского общества.
По замечанию И. А. Толстокулакова, несмотря на сходство названий и наличие других общих черт, между чучхе и чучхесон существовало важное различие. Если в КНДР акцентировалась исключительная самобытность и подчеркивалось отмежевание от марксизма, в РК подчеркивался синтетический характер доктрины и отмечалась необходимость перенять западные институты и ценности, пусть и сквозь призму корейских реалий.
Развитие корейского национализма после Пака
Правительство Чон Ду Хвана в качестве господствующего элемента национализма также пропагандировало идеологию национальной исключительности, и пропаганда эта была более оголтелой. В августе 1981 г. в Национальном собрании было решено пересмотреть содержание учебников по отечественной истории, а точнее – разделов, посвященных корейской древности. После обсуждения в содержание школьных пособий был внесен ряд изменений, важнейшим из которых были утверждения об историчности Тангуна.
Также в конце 1970 – начале 1980-х гг. в исторической науке РК появляется так называемая Оппозиционная историческая школа (кор. «Чэя сахак»), – своего рода ревизионисты, отталкивающиеся от национал-исторической пропаганды начала века. В 1979 г. «летописи» были официально изданы. В результате, даже по мнению Хан Ён У, которого сложно назвать противником национализма, такое понимание истории «повлекло за собой большой беспорядок в историческом образовании».
Кроме того, в 1985 г. в центре Сеула было решено построить храм Тангуна, причем этому предшествовал социологический опрос: из 1301 респондента. 75,4 % сказали, что Тангуна необходимо почитать, а 63,7 % высказывались за строительство храма, каковой был построен в парке Сачжик.
Затем корейский национализм стал «поспокойнее», так как заметная часть южнокорейской деловой, интеллектуальной и политической верхушки училась или стажировалась на Западе и воспринимала классические мифы с должной долей скептицизма. С середины 1980-х гг. поводом для националистической пропаганды стала скорее подготовка к Олимпиаде 1988 г. в Сеуле.
В эру глобализации национализм начал проявляться и в повышенном внимании к успехам представителей Кореи в тех видах деятельности, которые ранее считались принадлежностью сугубо европейской культуры (будь то классическая музыка или европейские виды спорта). При этом лейтмотивом освещения таких достижений является «Мы, корейцы, можем делать это не хуже, чем они».
К началу-середине 1980-х гг. окрепла и идеология левого национализма, известная под названием «минчжун» («народные массы»). Идеологи этого движения были в первую очередь националистами, а уже во вторую – левыми радикалами, доминирующей методологией которых стала смесь неомарксизма с новейшей французской философией и модифицированным вариантом корейского национализма. Так, важными постулатами минчжун были представления о том, что исходной причиной всех современных проблем Корейского полуострова был раскол страны, спровоцированный Америкой, и Корея сможет стать сильным государством, только избавившись от неоколониальной зависимости от США.
Новая вспышка национализма снизу в РК произошла в ответ на «эру МВФ», но это было не столько сплочение «за», сколько сплочение «против». Студенты, учащиеся за границей, возвращались домой,
