Корея. Власть, идеология, культура - Константин Валерианович Асмолов
Второй ключевой термин, введенный Ким Ён Самом— «корейская болезнь» – обозначал «аморальность и несостоятельность общества, проявившиеся как результат ошибочного курса авторитарного режима». Ким Ён Сам представлял эту «болезнь» как комплекс социально-психологических проблем, куда входили тенденция к ослаблению трудолюбия и предприимчивости корейского народа; сохранение в обществе социального неравенства, коррупции и застоя; общественная конфронтация как преобладание узких личных амбиций; социальный пессимизм, в результате которого пораженческие настроения возобладали над уверенностью нации в своем будущем.
Однако демократическая трансформация привела и к тому, что гражданское сознание народа стало расти быстрее, и социальная демагогия Ким Ён Сама его уже не удовлетворяла. Возможно, из-за этого в декабре 1994 г. в программе Кима появился термин «глобализация» (кор. «сегехва»), под которой, учитывая корейское прочтение этого понятия, можно понимать как дальнейшую интеграцию страны в мир, так и стремление «сделать все как у взрослых».
Шесть основных задач глобализации по Ким Ён Саму составляли обеспечение эффективности государственной службы, введение полноправной местной автономии, усиление состязательности в экономике, увеличение стабильности и обеспечение высокого качества жизни, глобализацию дипломатии и прогресс в межкорейских отношениях.
Дальнейшее слияние модернизации и демократизации происходит в правление Ким Дэ Чжуна, который сформировался как сторонник либеральной классической политэкономии Адама Смита и критик централизации крупного капитала в лице чеболей. Он был сторонником восстановления истинных функций рынка и гармонизации взаимоотношений между трудом и капиталом «по шведскому типу».
В сфере управления Ким Дэ Чжун планировал переход от авторитарной власти к администрации, которая допускает двухстороннюю связь между правительством и народом. Иерархические структуры должны были быть уничтожены, а морально устаревшие элементы системы – реформированы в сторону большего развития конкуренции и участия рядовых членов в принятии решений.
В сфере экономики заявлялось сокращение вмешательства государства в экономику, а главной целью было реформировать ее так, чтобы корейская продукция стала конкурентоспособной во всем мире, создать новую культуру менеджмента, построенную не на политике протекционизма, а на использовании пронизавшей весь мир системы международных связей.
В идеологической сфере основной задачей назывался переход от узкого и «морально устаревшего» национализма, построенного на ксенофобии, к ценностям эпохи глобализации, что должно создать более благоприятный образ Кореи в сознании иностранцев. Более того, культурная индустрия должна была стать стратегическим сектором экономики, оттеснив тяжелую промышленность.
Понятно, что разница между обещанным и достигнутым присутствовала, однако президенту удалось выполнить обещание, данное им в 1997 г.: «Мы полностью восстановим международное доверие к концу 1999 г., а в 2000 г. уже приблизимся к статусу развитой страны». Некоторые проблемы начались после 2000 г., когда последствия кризиса были преодолены. Ким Дэ Чжун попытался развить успех, и его правящая партия была переименована в Демократическую партию нового тысячелетия, но ее программа на будущее оказалась достаточно аморфной. Отчасти из-за этого, отчасти из-за преклонного возраста и авторитарных манер Ким Дэ Чжуна любую критику в адрес своей администрации он стал воспринимать как проявление противодействия антиреформаторов, на которое стали списываться все неудачи, включая и те, которые возникли благодаря его собственным ошибкам. В конце правления Кима его рейтинг был невысоким, хотя его критики не всегда могли привести веские причины своей нелюбви к нему.
При Но Му Хёне глобализация превратилась в подчеркнутое желание ориентироваться на Запад и делать все как там. Но Му Хён неоднократно говорил, что его политическими кумирами являются Тони Блэр, Авраам Линкольн и Эндрю Джексон, и не поставил себе в пример ни одного корейского политика. Его инаугурация прошла не под корейскую мелодию, а под «О, соле мио», что достаточно сильно резануло по сердцу традиционалистов. Более того, президент даже сделал себе распространенную пластическую операцию по изменению разреза глаз, чтобы больше походить на европейца.
Затем какие-то изменения носили косметический характер и скорее касались статуса РК в мировом порядке. В этом контексте интересна введенная при Юн Сок Ёле концепция «Глобального стержневого государства (англ. Global Pivotal State)», предполагающая, что теперь страна должна более активно участвовать в политике за пределами АТР.
Выводы
Приведенная динамика хорошо иллюстрирует, как абсорбировались в Корее такие привнесенные извне элементы идеологии, как коммунизм в его классическом понимании, антикоммунизм как способ формирования национальной идентичности РК в период холодной войны и изначально заложенное в южнокорейскую политическую идеологему отношение к США. Эти идеи постепенно утратили доминирующее значение.
В отличие от них лозунг модернизации периодически наполнялся новым содержанием, фактически означая новый курс властей, направленный на заметные структурные изменения в идеологии и государственной системе.
Под влиянием требований времени модернизация существует в форме глобализации, которая рассматривается как курс на соответствие корейских стандартов общемировым и более глубокую интеграцию в международные процессы. В этом смысле модернизация выступает в качестве антонима традиционализму или, во всяком случае, уравновешивающего его начала.
Модернизация идет как на Юге, так и на Севере, хотя там подвижки делаются гораздо более осторожно из-за необходимости действовать в рамках исторически сложившегося канона.
Что же касается идей демократии, то заимствованные демократические институты являлись попытками режима обеспечить себе политическую легитимность в глазах США. Именно потому никто из южнокорейских лидеров не заявлял, что он НЕ строит демократию. Военные могли говорить о том, что классическая демократия не совсем подходит корейским реалиям, либо что жесткость их правления оправдывается целью установления демократического строя в сложных внутренних условиях или ситуацией разделенной страны и коммунистической угрозы, но сама необходимость и эффективность демократии как «образца» под сомнение не ставилась никогда.
В результате «государственной трактовкой демократии» была «демократия с корейской спецификой» – лозунг, при помощи которого представители военной хунты стремились создать собственную идеологию, демократическую по форме, националистическую по содержанию и подчеркивающую неприменимость многих элементов американской демократии на корейской земле. Однако формальные признаки демократического строя (выборы, парламентаризм, многопартийность и наличие оппозиции, свобода слова и собрания и т. п.) в той или иной мере существовали на протяжении всего периода правления военных.
У оппозиции же демократия воспринималась как «демократия по-диссидентски», когда на первый план выдвигалось понятие личной свободы и дозволенности делать то, что хочется, причем дозволенность эта распространялась, как правило, только на своих.
К сожалению, с начала 2000-х желание дорабатывать или локализировать некие новые концепты демократии или модернизации отсутствует. Это можно объяснить двумя причинами: с одной стороны, к тому времени Южная Корея позиционирует себя как страну первого мира, в которой стандарты демократии и
