Корея. Власть, идеология, культура - Константин Валерианович Асмолов
Однако какую-то «демократию» строить было надо, и в первой половине 1960-х гг. политической доктриной режима стала «теория административной демократии», основные положения которой были сформулированы в работах Пак Чон Хи «Путь нашей нации» (1962) и «Государство, революция и я» (1963). Суть теории сводилась к тому, что «либеральную демократию надо поставить на здоровую националистическую основу».
Критериями оценки «истинности» демократии служили общее число политических партий, организация процесса выборов и выраженное в конституции отношение государства к правам и свободам, а не реальность этих свобод или самостоятельность политических партий. Более того, отмечалось, что отсутствие концентрации власти в руках одной из ветвей власти и гарантирование гражданских прав и свобод не являются единственными отличительными чертами демократии. При разделении властей и гарантии индивидуальных прав и свобод возможно появление анархии и, как итог, слабого государства. Поэтому свобода и равенство народа невозможны, пока нет сильного государства и сильной нации, для появления которых необходимы модернизация и наращивание государственной мощи. Сам Пак Чон Хи говорил: «Основа, на которой возводится здание демократии по-корейски, и есть национальная мощь. Для того чтобы распустились цветы демократии, необходимо развивать силы государства… Истинная демократия должна существовать на базе здорового национализма».
Таким образом, демократия «будет установлена административными, а не политическими методами», а переход к «настоящей» демократии станет возможным только после того, как будет восстановлено доверие граждан к власти; оздоровлена правовая и бюрократическая систем; создана «новая элита», способная отражать интересы всех слоев населения и провести эффективную модернизацию страны; достигнут должный уровень экономического развития; создана духовная база – «здоровый национализм» народа и соответствующее общественное сознание, способное воспринять либеральные ценности. До этого времени военное правление, государственный контроль, плановая экономика (хотя планы были не директивными, а индикативными), ущемление политических свобод и вмешательство властей во все сферы общественной жизни не являются знаком антидемократической политики.
Не менее важен был принцип «экономика – прежде всего». Во-первых, Пак полагал, что экономический рост – главная составляющая национальной мощи. Во-вторых, по его словам, либеральные преобразования будут возможны только в экономически развитой стране. В-третьих, это позволяло сосредотачивать внимание народа на зримых успехах. Как пишет Ли Вон Бок: «Перед Паком стоял выбор – хлеб или демократия. Он выбрал хлеб».
С ростом авторитета Пака вместо туманного термина «административная демократия» сначала использовалась формулировка «управляемая демократия», а с 1971–1972 гг. стали говорить о «демократии корейского типа». В последние годы правления генерала особенное распространение получил именно этот лозунг, а система Юсин была нацелена как на то, чтобы осуществить рывок в социально-экономической сфере, так и на то, чтобы создать «подходящую для Кореи демократию», не имитируя западную либерально-плюралистическую модель без учета корейских национальных возможностей и ограничений. Традиционная же демократия являла собой «патриархальный авторитаризм», сложившийся на базе корейского общества со всеми его особенностями, связанными с конфуцианской основой.
Чон Ду Хван позиционировал себя как реформатора, продвигающего в южнокорейском обществе демократические преобразования, но больше говорил о справедливости, чем о демократии. Он позиционировал свою власть как социоориентированную, что проявилось в переименовании правящей партии в Демократическую партию справедливости и в использовании лозунга «Общество справедливости», которым должна в ближайшее время стать РК. В остальном он продолжал говорить о приоритете экономической модернизации и неготовности корейского общества к «чистой/классической» демократии.
Политика Чон Ду Хвана дополнила концепции Пака идеей «общества демократии и справедливости» и «национальной демократии», которые предполагали решение социально-экономических проблем, что стало актуальным в свете экономического развития страны и, как следствие, увеличения разрыва между богатыми и бедными. Сюда же относится и разработанный им образ «Новой Кореи», направленный на радикальную смену имиджа страны в глазах международного сообщества. РК должна была предстать не азиатской Нигерией, которой она была при Ли Сын Мане, и «не нашим сукиным сыном», которой она была при Паке, а процветающей страной, идущей примерно той же дорогой, что Япония.
Что же до оппозиции того времени, то М. Брин очень верно отмечает, что политическую борьбу даже 1980-х гг. не следует рассматривать как борьбу благородных гражданских демократов против брутального военного режима. И оппозиция, и власти принадлежали к одной и той же авторитарной политической культуре, и ни один политический лидер или партия не являлись демократической альтернативой.
Первым, кто заострил внимание на демократии именно как на власти народа, был Но Тхэ У, который выдвинул лозунг «великой эры простых людей», подчеркивая таким образом, что его режим будет направлен на обеспечение нужд широких масс. Его программа действий была связана с выполнением заявленной Декларации из восьми пунктов, предусматривавшей прямые президентские выборы, гарантию гражданских прав и свобод, восстановление местного самоуправления, уход военных из политики и другие демократические нововведения.
В правление Но Тхэ У была выполнена значительная работа по обеспечению свободы слова, организации профсоюзного движения и расследованию преступлений и злоупотреблений Чон Ду Хвана.
Однако «тоска по демократии» в то время вовсе не характеризовала все корейское общество. С одной стороны, по данным опросов общественного мнения от 1989 г., 78,8 % опрошенных считали, что Корее нужно больше демократии. 17,2 % придерживались мнения, что страна достигла оптимального уровня демократии. Остальные полагали, что ее слишком много. С другой стороны, согласно данным совместного опроса газеты «Чосон Ильбо» и Института Гэллапа, опубликованным в прессе 6 марта 1990 г., в перечне насущных проблем корейцы отвели вопросу демократизации 16 место из 18, явно не считая этот вопрос животрепещущим.
Представляется, что такой разброс оценок связан с вульгарным восприятием демократии. Хорошим примером такого отношения был ответ Ким Дэ Чжуна на мой вопрос в 1992 г., когда после его лекции в МГУ я спросил, почему он считает Корею демократической страной. Главными признаками, по мнению Кима, оказались, в первую очередь, ослабление репрессивной системы и расширение активности оппозиционных партий, во вторую – позитивные сдвиги в отношениях между Севером и Югом, в третью – ослабление информационного контроля и свобода критики. Таким образом, под демократией им понимались объективные процессы, ведущие к изменению ситуации в стране в сторону, благоприятную для его политической группировки. При этом жесткая и авторитарная внутрипартийная структура указывала на то, что свобода слова, печати и собраний предназначалась для данной партии, а не для всех.
Курсом Но Тхэ У была не демократизация, а либерализация при неизменности основной структуры, переход к воплощению демократических идей был еще скорее во многом вынужденным, нежели осознанным, и его часто критиковали за половинчатость политики. Но основа для дальнейших подвижек в ее сторону была заложена, хотя одновременно с этим начались и
