Культура Древней и Средневековой Руси - Борис Григорьевич Якеменко
Поэтому еще до того, как Смута достигла своего апогея, стали появляться сочинения, переживавшие эти потрясения. «Повесть о видении некоему мужу духовну» (1606 г.) – произведение, проникнутое чувством ожидания возмездия за грехи. «Растлеваемо богатство, красота и слава оскудеваше и родоначалие владыческое прииде от земли нашея… оскудеша грады, оскудеша людие, не оскуде мерзость и возрасте плод греха, взыде дело беззакония и возненавиде друг друга, и умножися в нас падение и убиена бысть земля наша гладом», – писал князь Иван Андреевич Хворостинин, осмысливая события, относящиеся к Смутному времени в традиционных эсхатологических категориях. Появляются «покаянные» стихи, в которых недвусмысленно говорится о том, что конец недалек:
О люте ныне наста время,
О последния роды!
___________
Уже пророчество совершися
пророка Исайя, прорекшаго о последних днях.
Восстанут, прорече, лета последняя,
И будут человецы страхом Божиими гоними.
Восстанут гласи частии, истина погибнет,
А лжа покрыет землю,
Знамения в луне и в солнце,
И во всей твари небесной,
Прообразуют кончину человеческого рода.
В Смутное время создается «Трактат о Царствии Небесном», призывающий к отречению от мира и в деталях описывающий «неизреченные красоты» мира горнего. Среди прочих изменений, которые принесла Смута, следует отметить активный рост национального самосознания.
XVII в. стал веком постепенного перехода от древней литературы к новой, от средневековой культуры – к культуре Нового времени. Характерной чертой литературы данного столетия стало личностное начало в произведении, личностное творчество. «В литературу входит авторское начало, личная точка зрения автора, представления об авторской собственности и неприкосновенности текста произведения автора. Происходит индивидуализация стиля и многое другое», – писал Д.С. Лихачев. Не случайно в литературе XVII в. появляется большое количество произведений автобиографического жанра – появляются автобиографии Епифания, Аввакума, игумена Игнатия Иевлевича, автобиографическими элементами полны стихи Симеона Полоцкого и справщика Савватия. Для литературы XVII в. характерен особый, детализированный взгляд на человека, рассматриваемого в конкретной обстановке быта и общества. Совершенно новыми для русской литературы стали сатирические и пародийные произведения. Сатиру можно видеть в поэзии Симеона Полоцкого, появляются пародии на челобитные, лечебники, азбуки, дорожники, росписи о приданом и даже богослужение.
Почти в это же время возникают «Новая повесть о преславном Российском царстве и великом государстве Московском» (1610–1611 гг.), «Плач о пленении и конечном разорении превысокого и пресветлейшего Московского государства» (1612 г.), перекликавшийся по духу со «Сказанием о Батыевом нашествии», созданным под впечатлением падения Москвы в 1238 г. В связи с династическим кризисом в начале XVII в. обострился интерес и к вопросу о характере власти в целом, о роли и месте различных социальных слоев в политической системе. Эти вопросы поднимались во «Временнике» Ивана Тимофеева, «Сказании» Авраамия Палицына. Авторы этих сочинений считали, что царская власть дана от Бога и она является оплотом порядка в стране.
Ярким выражением личностного начала в литературе, как уже говорилось, стали «Повести об Иулиании Осорьиной», «Повесть о Марфе и Марии», «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» и др. «Повесть о Марфе и Марии» и «Повесть об Ульянии Осорьиной» являются сказанием о перенесении святыни из Царьграда на Русь, но этот сюжет вставлен в окружение бытовых отношений – ярко описываются местнические споры мужей обеих сестер, бытовая обстановка длинного путешествия, погони за чудесными старцами и т. п.
«Житие протопопа Аввакума», без сомнения, является одной из самых замечательных книг XVII в. Написанное великолепным языком, оно и в наши дни не переводится на современный русский язык, поскольку в этом нет нужды. Аввакум является необыкновенно сложной фигурой, вместившей в себя все противоречия того неспокойного и смятенного времени, личностью, которая в истории рождается, возможно, раз в полвека. В его многогранной личности видны все оттенки духовного народного бытия, гротескного народного сознания. Аввакум верил в свое непосредственное общение с Богом, то есть брал на себя мессианскую роль – и в то же время юродствовал, постоянно выставляя себя и свои мучения в смешном и жалком виде. Достаточно вспомнить эпизод, когда на реке Хилке опрокинуло дощаник, в котором плыли Аввакум и его вещи: «Я, вышед из воды, смеюсь, а люди те охают, платье мое по кустам развешивая», после чего воевода Пашков говорит ему: «Ты-де над собою делаешь за посмех». С одной стороны можно видеть у Аввакума ненависть и отвращение к патриарху Никону и никонианам (доходящее до желания «начетверо рассечь» Никона), с другой – добрая жалость к своим гонителям, проявление терпения и смирения. Своих врагов он часто называет полушутливо «горюны», «бедные», «дурачки», «миленькие» и предлагает: «Потужити надобно о них, о бедных. Увы, бедные… погибаете от своего злого и непокоривого нрава».
«Житие протопопа Аввакума»
Язык Аввакума, о котором упоминалось выше, по-своему уникален. Отойдя от обычных величественных, византийских, благоговейно-возвышенных фраз, которыми обычно описываются священные понятия и события, Аввакум пишет обычными словами, которыми он говорит в повседневности, подчас с юмором и сарказмом. В качестве примера можно привести описание Аввакумом грехопадения первых людей: «…Оне упиваются, а дьявол смеется в то время. Увы невоздержания, увы небрежения Господни заповеди! Оттоле и доднесь творится так же лесть в слабоумных человеках. Потчивают друг друга зелием не растворенным, сиречь зеленым вином процеженным и прочиими питии и сладкими брашны. А опосле и посмехают друг друга, упившегося до пьяна, – слово в слово, что в раю бывает при дьяволе и при Адаме. Бытия паки: и вкусиста Адам и Ева от древа, от него же Бог заповеда, и обнажистася. О, миленькие! одеть стало некому; ввел дьявол в беду, а сам и в сторону. Лукавый хозяин накормил и напоил, да и с двора спехнул. Пьяной валяется на улице, ограблен, а никто не помилует. Увы безумия и тогдашнева и нынешнева!»
Аввакум одновременно смиренный подвижник и яростный гонитель (не случайно его образ В. Рябушинский сравнивает с образом великого подвижника, руководителя, как и Аввакум, идейного духовного направления в Русской церкви Иосифа Волоцкого), юродивый и мессия. Его «Житие» исполнено необыкновенного
