Корея. Власть, идеология, культура - Константин Валерианович Асмолов
 
                
                В 2017 г. Ан снова баллотировался в президенты от Народной партии. На какое-то время он даже обошел в рейтинге Мун Чжэ Ина, но неудачно провел дебаты и занял третье место, набрав 21,41 % голосов. В феврале 2018 г. Народная партия объединилась с правоцентристами из партии Парын (Ю Сын Мин и компания, покинувшие консерваторов после импичмента Пак) в партию Парын Мирэ, но вскоре Ан ушел (или его «ушли») из руководства, после чего с сентября 2018 г. «взял паузу» и уехал за границу «учиться».
Вернулся Ан в 2020 г. и на фоне раскола в Парын Мирэ 29 января 2020 г. выделил своих сторонников в еще одну Народную партию (не путать с предыдущей), которая на парламентских выборах 2020 г. потерпела сокрушительное поражение, получив всего три мандата. В 2021 г. Ан баллотировался на пост мэра Сеула и соревновался с представителем консерваторов О Се Хуном, но в итоге предложил О выставить единого кандидата, проиграв последнему в опросах общественного мнения, и снялся с выборов, что не помешало ему предлагать слияние Народной партии и «Силы народа» в расчете на то, что не имеющие ярких лидеров консерваторы выставят его единым кандидатом от оппозиции как единственную яркую и незапятнанную фигуру.
Даже когда в «Силу народа» вошел Юн Сок Ёль, Ан Чхоль Су заявлял, что смена власти и открытие новой эпохи в истории страны станут возможны, только если кандидат в президенты от основной оппозиционной партии отречется в его пользу, но 13 февраля 2022 г. Ан Чхоль Су официально предложил Юн Сок Ёлю объединить кандидатуры и выбрать главного с помощью опросов общественного мнения, рассчитывая на то, что массы выберут его как менее запятнанного. В ответ вместо опросов общественного мнения Юн предложил голосование внутри партии «Силы народа», и, поломавшись, 3 марта 2022 г. Ан Чхоль Су снял свою кандидатуру в пользу Юна. В обмен Ан занял пост руководителя переходного комитета, но в новом правительстве постов не получил и остался главой не самой значительной фракции, одним из первых высказавшись за импичмент Юна после событий 3 декабря.
В результате выходит, что Ан и не пытается стать третьей силой, которой себя позиционирует. Почти в каждой выборной ситуации, кроме 2017 г., он использует одну и ту же стратегию, разменивая статус кандидата номер три на бонусы того лагеря, к которому он примкнул.
Чем объяснить подобный феномен? Понятно, что на заре существования РК благодаря традиционной политической культуре политический процесс превратился в борьбу за власть между отдельными политиками, и, как с грустью констатирует Н. Н. Ким, «ни для одной партии проблема национального единства не имела самодовлеющего значения».
К началу Шестой республики в РК появился и средний класс, и гражданское общество, но здесь сказалось наследие «Движения за демократизацию» с его курсом на жесткое противостояние военной диктатуре. Даже в середине 1980-х гг. любая идея диалога с властями трактовалась оппозицией как соглашательство.
Поляризация общества сделала политический процесс очень черно-белым, и, как отмечал автор, перехода от «кто не с нами, тот против нас» к «кто не против нас, тот с нами» не произошло, более того, исторический нарратив демократов позиционирует нынешнюю борьбу с консерваторами как прямое продолжение прошлого[62]. В итоге третьей силе просто неоткуда взяться, и политик с такой идеологией подпадает под критику с двух сторон, после чего «сдвигается» вправо или влево.
Также есть чисто тактические соображения. Неясно, сколько процентов мог бы набрать Юн Сок Ель, если бы сформировал отдельную политическую партию, а не ушел в консерваторы. В условиях двух доминирующих лагерей третья сила не столько оттягивает на себя недовольных и теми и этими, сколько раскалывает один из лагерей, позволяя противоположной стороне одержать победу. В такой ситуации вовремя примкнуть к потенциальному победителю, как это делает Ан, или влиться в существующую оппозицию, как это делал Юн, – резонная стратегия с точки зрения личного успеха.
То, что «соперничающие фракции борются за власть, превращая Законодательное собрание в поле политической борьбы, а не в площадку для принятия эффективного законодательства», являются в СМИ общим местом, но для автора важнее то, что при этом две основные партии делают все, чтобы не допустить во власть мелкие партии, способные провести в парламент своих представителей по партийным спискам, а не как одномандатники.
Нельзя сказать, что в современной РК не существует мелких политических партий, которые строятся вокруг идеи, а не вокруг лидера, однако с 2020 г. их возможности пройти в парламент оказались существенно подрезаны после того, как две ведущие партии применили стратегию «партий-спутников». Таковые отделяются от своих основных партий перед парламентскими выборами, идут по партийным спискам, не выставляя одномандатников и «съедая» голоса мелких партий, а после выборов возвращаются в родное лоно. Более того, на выборах 2024 г. демократический лагерь де-факто пошел двумя спутниками, поскольку лица, недовольные культом Ли Чжэ Мёна, имели возможность уйти в Партию обновления Отечества, созданную Чо Гуком. В результате в парламенте-2024 недемократов и неконсерваторов всего четыре депутата из трехсот.
«Несистемная» партийная оппозиция
Теперь рассмотрим «несистемную оппозицию» как партии, выпадающие из традиционной партийной системы.
В КНДР таковых просто нет. И ТПК, и вторящие ей теоретически существующие малые партии «монолитны» (в значении «в них нет фракций»), что привело к отсутствию в КНДР диссидентского движения в любой форме и крайне затрудняет деятельность иностранных разведок.
На Юге под несистемной оппозицией обычно понимают левых, и с учетом очень условной левизны демократов стоит сначала дать определение того, кто такие левые. По мнению Е. Ермолаевой, в Южной Корее традиционно к таковым относят тех, кто проповедует идеологию, основанную на нескольких постулатах: равное и активное участие общественности в политике; самоопределение во внешней политике (антияпонская и антиамериканская риторика, прокитайская и просеверокорейская позиция); упразднение чеболей; национализация некоторых отраслей промышленности; налоги на богатство и ряд требований по улучшению условий трудящихся (увеличение минимальной зарплаты, создание рабочих мест, борьба с неформальной занятостью) и т. д.; защита социально уязвимых слоев населения; гарантия прав профсоюзов; упразднение частных школ и другие реформы, направленные на достижение социального равенства.
Традиционная политическая оппозиция в Южной Корее развивалась в общих рамках консерватизма, а те политические силы, которые я назвал бы «принципиальной оппозицией»[63], были слишком слабы, чтобы принимать серьезное участие в большой игре. Хотя в те или иные периоды наблюдалось появление отдельных радикальных политических образований
 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	
 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	





