Беженцы - Боб Мур
Наконец, если раньше высылка была прерогативой министра внутренних дел, то теперь эти полномочия были распространены на полицию и префектов, и они должны были получить дополнительное финансирование для усиления пограничного контроля.
Впрочем, декретный закон включал две статьи, якобы призванные гарантировать право на убежище для настоящих беженцев, но эти меры либо остались мертвой буквой, либо не были реализованы немедленно. Согласно статье 10, вновь прибывшие имели право подать заявление о статусе беженца в полицию в течение 48 часов после пересечения границы, а статья 11 предусматривала, что иностранцы, которые были высланы, но не могли уехать, поскольку ни одна страна не желала их принять, должны были быть отправлены не в тюрьму, а в специально отведенное место жительства под надзором полиции. Но что касается статьи 10, то лишь немногие беженцы были готовы заявить о себе пограничной полиции, опасаясь, что их прошения будут отклонены. Если они не выполняли это требование в течение 48 часов, то автоматически становились нелегалами и теряли право на административное слушание, если впоследствии получали приказ о высылке. Более того, хотя целью статьи 11 было избежать повторения сценария 1935 года, когда тысячи иностранцев, которых не удалось выслать, оказались в тюрьме, министр внутренних дел с большим подозрением относился к альтернативам высылке, таким как лагеря для интернированных, опасаясь, что подобные меры позволят этим людям остаться на французской земле на неопределенный срок. Таким образом, только когда тюрьмы вновь переполнились, министр принял меры по осуществлению статьи 11.
К лету 1938 года стало ясно, что эти жесткие меры безопасности увенчались определенным успехом. Всего через несколько дней после вступления в силу декретного закона Эмиль Кан, вице-президент Лиги за права человека и гражданина, рассказал о повальных арестах беженцев в Париже:
Пройдите мимо префектуры полиции. Несчастные, которых заставили прийти сюда, с трепетом ждут, что кто-нибудь их вызовет. Их группами заталкивают к анонимным государственным служащим, которые одним словом решат их судьбу. Не допускается никаких обсуждений и никаких объяснений: «Такой-то? Принудительное возвращение. Такой-то? Изгнание. У вас есть 48 часов, чтобы уехать».
Более того, из-за усиления пограничного контроля еврейские организации сообщали, что беженцев, у которых не было документов, массово отправляли обратно, даже в Германию. Как с горечью отмечал Страсбургский еврейский комитет, еврейские беженцы теперь стояли перед мучительной дилеммой: «В Германии их ждет концлагерь, во Франции – угроза тюрьмы за нелегальный въезд». И наконец, на Эвианской конференции 6–15 июля 1938 года Франция успешно уклонилась от любых дальнейших обязательств по предоставлению убежища беженцам. Конференция была созвана по настоянию президента Франклина Делано Рузвельта в попытке вверить австрийских беженцев юридической защите Верховного комиссара, чтобы обеспечить им статус, аналогичный тому, который был предусмотрен Временным соглашением о статусе беженцев, прибывающих из Германии, 1936 года. Хотя Франция согласилась провести у себя эту конференцию – решение, принятое во время министерства Блюма в начале года, – администрация Даладье не собиралась уступать американскому давлению. Как заявил Жан Бертуэн, директор Национальной службы безопасности и начальник штаба Сарро, на межминистерском совещании по подготовке к конференции в Эвиане, Франция не может больше принимать австрийскую иммиграцию, «какой бы минимальной она ни была». В страну должны быть допущены только беженцы, уже имеющие визы в другие страны, особенно в США. Все остальные, кого он назвал «отходами всей австрийской или немецкой иммиграции», должны были быть «выдворены без пощады». Франция, по его мнению, была «перенасыщена», и удивительно откровенно признав, что права на убежище больше не существует, он добавил, что «Франция ни при каких обстоятельствах не может согласиться на безоговорочное открытие своих границ для отдельных лиц только на основании их заявления о том, что они являются беженцами». На самой конференции Беренже, который был вновь назначен руководителем французской делегации, почти дословно повторил мнение Бертуэна.
Эти усилия по предотвращению дальнейшего притока беженцев в конечном итоге зависели от стабилизации международной политической ситуации и наличия альтернативных убежищ в случае обострения кризиса беженцев. Но осенью 1938 года международная политическая ситуация резко ухудшилась, и, как показала Эвианская конференция, альтернативных убежищ более не существовало. Поэтому когда сотни тысяч людей были изгнаны из своих домов в результате Судетского кризиса, Хрустальной ночи, Чешского кризиса 1939 года, а также установления антисемитских режимов в фашистской Италии и Восточной Европе, эта жесткая политика должна была подвергнуться испытанию новым давлением на границы Франции.
Первым ответом Франции на обострение кризиса стало ужесточение существующих ограничений. Французским консульствам по всей Центральной Европе снова было приказано выдавать визы только с особой осторожностью. После Судетского кризиса в конце сентября, который завершился подписанием Мюнхенских соглашений и признанием передачи этой части чешской территории под контроль нацистов, французы выдали всего 310 виз, несмотря на то что ожидалось бегство 50 000 человек. Более того, в конечном итоге французы выдали только 100 виз, причем только политическим, а не расовым беженцам, несмотря на гораздо большее число последних. Французская реакция была настолько скупой, что даже британцы жаловались, что «от Франции как союзника Чехословакии можно было бы ожидать более щедрого вклада в решение этой проблемы, чем они, похоже, сделали до сих пор».
Франция не стала смягчать визовую политику и после Хрустальной ночи 9–10 ноября, когда нацисты начали беспрецедентное по жестокости нападение на 350 000 евреев, оставшихся в Германии, в отместку за убийство немецкого дипломата в Париже 7 ноября 17-летним юношей-беженцем Гершелем Гриншпаном. После этого погрома, организованного правительством,
