Беженцы - Боб Мур
Все иностранные государства закрывают свои границы и отказывают им в убежище. Если правительства великих демократических держав останутся глухи к призывам этих несчастных и не примут немедленных мер по оказанию им помощи, то, несомненно, единственным прибежищем немецких евреев станет смерть, и в ближайшие дни будет зарегистрирована волна массовых самоубийств.
Однако эти призывы остались без внимания. Жорж Бонне не был склонен отступать от жесткой визовой политики. Действительно, после введения немцами новых паспортных ограничений вишенкой на торте стало размещение на паспортах немецких евреев красного штампа с буквой «J» как гарантии, что они не вернутся (в реальности этот штамп практически лишил евреев возможности выехать в другие страны. Его создали по согласованию со Швейцарией, с которой у Германии было безвизовое соглашение. Теперь у швейцарских властей была возможность отличить еврея и закрыть ему доступ в страну. – Примеч. ред.), французским консульствам в Германии было предписано проявлять бóльшую строгость, чем когда-либо, поскольку немецкие евреи, которым было разрешено въехать на территорию Франции, уже не могли быть высланы.
Французская пограничная полиция, только что получившая новые полномочия в соответствии с законом-декретом от 12 ноября 1938 года, также получила строгое предписание отказывать всем беженцам без документов. Более того, Сарро начал отказывать даже обладателям виз, что не повторялось со времен Саарского плебисцита. Как он объяснил в служебной записке пограничной полиции и префектам, эта мера была необходима «для защиты от угрозы массовой иммиграции нежелательных элементов, которые считают своим долгом обманывать наших консулов относительно продолжительности и истинных причин своего пребывания в нашей стране». В то же время Сарро разослал срочные телеграммы префектам северо-восточных приграничных провинций с указанием запретить въезд немецких еврейских детей, несмотря на недавние заверения Даладье в том, что Франция примет их. Как объяснили представители администрации, если бы началась война, эти дети были бы брошены своими семьями и стали бы подопечными государства. Аналогичным образом правительство отклонило просьбу главного раввина разрешить поселить в Эльзасе 200 пожилых немецких евреев на том основании, что такие люди представляют собой угрозу безопасности.
Наконец, эта жесткая пограничная политика была дополнена новыми репрессиями против беженцев, уже находящихся в стране. В сентябре во время мюнхенской мобилизации в Париже и его окрестностях снова проводились облавы на беженцев, а 12 октября министр внутренних дел приказал выслать всех беженцев без виз и паспортов, которые не заявили о себе на границе, – мера, явно направленная на избавление страны от австрийцев, не выполнивших закон, принятый 2 мая 1938 года. В то же время правительство расширило список департаментов, запрещенных для поселения беженцев. Кроме того, новый декрет от 12 ноября усложнил для иностранцев заключение браков с французскими гражданами, что было направлено на искоренение «светлых браков», а статья 25 этого декрета-закона предписывала создание специальных центров, где иностранцы, считающиеся опасными для национальной безопасности, но не подлежащие высылке, должны были содержаться под усиленным наблюдением. Также были объявлены суровые наказания для тех, кто нарушил еще один декрет от 17 июня 1938 года, который вводил новые ограничения, включая квоты и требование пятилетнего проживания, для иностранцев, желающих заниматься коммерцией – единственной сферой экономической деятельности, все еще открытой для беженцев. И в очередной попытке приструнить беженцев, не имеющих виз для выезда за границу, весной 1939 года министр внутренних дел приказал пассажирским компаниям продавать билеты только лицам с визами на руках, поскольку слишком много беженцев проскальзывали во Францию по транзитным визам или международным транзитным картам (документы, выдаваемые пассажирскими компаниями путешественникам, которые должны были проехать через третьи страны на пути к конечным пунктам назначения).
Какими бы строгими ни были эти меры безопасности, они не могли перекрыть границу; не могли они и заставить беженцев, уже находившихся во Франции, покинуть ее. Во-первых, нацисты были полны решимости изгнать евреев из Австрии и Германии, и они буквально сбрасывали их через границу, к ужасу министра иностранных дел, который неоднократно протестовал против таких действий. Согласно одному из отчетов «Джойнт» за июль 1939 года, немецкая полиция часто направляла беженцев к границе ночью, а затем ждала, пока «сменится охрана или когда с помощью какой-то хитрости охранников заставят покинуть этот участок границы, не поставив на их место никакого караула». Кроме того, задача выдворения беженцев, уже находящихся в стране, оказалась не легче, чем охрана границы. Западноевропейские соседи Франции также не желали принимать новых беженцев, и всякий раз, когда французы перебрасывали беженцев через границу, те просто выгоняли их обратно, что стало называться игрой в международный пинг-понг. Наконец, большинство беженцев пришли в такое отчаяние, что их не останавливала даже перспектива тюремного заключения во Франции. Итогом этой ситуации стало огромное количество нелегалов. К концу 1938 года, по оценкам, 42 000 из почти 60 000 еврейских беженцев из Центральной и Восточной Европы, находившихся во Франции, попали в страну нелегально, а среди недавно прибывших эта доля была еще выше.
Такой наплыв нелегальных иммигрантов сильно напрягал внутренние механизмы, созданные для решения этой проблемы. Автоматические тюремные сроки, предусмотренные декретом от 2 мая, означали, что тысячи беженцев снова отправлялись в тюрьму. Согласно отчету Министерства юстиции, представленному парламенту 25 января 1939 года, к тому моменту около 8405 беженцев были заключены в тюрьму за те или иные нарушения декретных законов, что обошлось налогоплательщикам в 1 770 954 франка. В то же время административный аппарат, занимавшийся вопросами беженцев, был плохо оснащен, чтобы справиться с огромным потоком. Беженцы, пытающиеся урегулировать свой правовой статус или получить продление стандартного двухнедельного вида на жительство, вынуждены были выстаивать многодневные очереди в префектуре полиции в Париже, и, как отметил один из комитетов беженцев, «жизнь сотрудников полиции превратилась в ад, поскольку каждый из них должен ежедневно общаться с несколькими сотнями людей и рассматривать их дела». Судьи тоже были перегружены, иногда они рассматривали до 60 дел в день. Но больше всего перегружало систему то, что беженцы, выйдя из тюрьмы, были вынуждены вернуться к подпольному существованию, поскольку у них не было возможности урегулировать свой правовой статус. Таким образом, они оказывались в ловушке, которую критики указаных законов назвали «адским круговоротом»: рецидивистов «направляли к границе, где их останавливала соседняя страна; [и] потом их снова сажали в тюрьму». По иронии судьбы, приговаривая беженцев к вечной
