Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

– Джентльмены! – кричит секундант Чарльза. – Зарядить револьверы.

Рид и Чарльз выполняют приказ.

– Джентльмены, поднять револьверы! – Оба направляют оружие друг на друга.

Передо мной сцена ужасающей жестокости. Единственную дуэль в своей жизни я видела в фильме Кубрика «Барри Линдон», нам показывали его в школе, а я потом не спала три дня… и это был всего лишь фильм.

Я задыхаюсь, и мне так страшно, что хочется закрыть глаза.

Рид хороший стрелок, это его профессия. Возможно, все закончится быстро…

Азмаль поднимает руку и резко опускает, дав сигнал к началу.

Грохот выстрелов пронзает воздух. Но Рид даже не задел Чарльза, а вот пуля его брата зацепила рукав левой руки.

Возможно ли это?

– Семьдесят пять шагов! – кричит секундант Чарльза, и дуэлянты сближаются.

Азмаль снова дает сигнал к выстрелу, стрельба сотрясает воздух, и Чарльз все еще невредим. Рид лежит на земле, и мне приходится схватиться за Арчи, чтобы не упасть.

Азмаль подходит к Риду, осматривает, и, к моему облегчению, Рид встает: пуля задела его левое плечо.

– Пятьдесят шагов! – снова кричит секундант. – Перезарядите оружие!

Теперь Рид с Чарльзом стоят действительно очень близко, опытный воин, закаленный годами сражений, не может не попасть. И, к сожалению, Чарльз тоже не может промазать с такого расстояния.

– Почему Рид не может нормально прицелиться? – спрашиваю я сквозь стиснутые зубы.

– Дело не в том, что он не может, – мрачно, с болью отвечает Азмаль. – Он нарочно не целится.

– Он х-хочет, чтобы его уб-били? – заикаюсь я, не понимая.

– Он не станет убивать своего брата. Рид не убивает просто так, ради развлечения.

Мне на ум приходят слова Рида в тот первый вечер, когда мы вернулись из таверны в Саутворке. Он не убивает из прихоти или просто потому, что умеет.

То, как он сегодня ночью занимался со мной любовью, будто это последняя ночь на свете, а потом, когда он не спал… он уже все решил.

Это не дуэль, это казнь.

Когда Азмаль уже собирается опустить руку, я открываю рот…

– Стойте! – раздается крик, но голос не мой.

Мы поворачиваемся, и из кареты, которая пронеслась на бешеной скорости, выскакивает леди Джорджия, даже не дождавшись остановки, и чуть не падает на землю.

– Стойте!!! – кричит она изо всех сил на бегу, направляясь к дуэлянтам.

Она бросается между Чарльзом и Ридом, на линию огня, и они тут же опускают револьверы.

– Матушка, уйдите с дороги, – рычит Чарльз.

– Я скорее умру, но не стану смотреть, как мои дети убивают друг друга! Сегодня я не собираюсь хоронить свою плоть и кровь, и если хочешь продолжить, то сначала тебе придется выстрелить в меня.

Она в ярости и совсем не похожа на ту спокойную и тихую женщину, которая гладила кроликов на ферме: в покрасневших глазах застыли гневные слезы, волосы растрепаны, как будто она пыталась их вырвать… На нее страшно смотреть.

– Это дело только наше, – продолжает Чарльз. – У меня есть долг чести. Этот негодяй оскорбил меня в собственном доме.

– Если дело в Ребекке, то знай, что я не дам благословения на этот брак, ни сейчас, ни когда-либо! Поэтому дело решено.

– На каком основании вы отказываетесь? Только чтобы закончить дуэль?

– Почему? Ты что, хочешь жениться на женщине, которая выходит за тебя из чувства долга, но любит при этом другого?

– В этом суть дуэли: если я его убью, этот другой перестанет быть проблемой.

– Ты болван?! – Леди Джорджия не боится оскорблять своего сына, герцога, на глазах у всех. – С чего ты решил, что капер его величества не смог бы пустить тебе пулю в лоб с закрытыми глазами? Ты, кто едва выбирается на охоту и может убить лису только после того, как свора собак загонит ее до смерти, рассчитываешь справиться лучше?

– Не смейте выставлять меня на посмешище. Роджерс! – кричит Чарльз своему секунданту. – Убери ее отсюда!

– Роджерс, не шевелитесь или, клянусь богом, я выколю вам глаза! – рычит она. – А теперь быстро кладите оружие на землю, закончим с этим немедленно! – Она похожа на волчицу, и я не исключаю, что прыгни она на кого-то, то вырвала бы ему горло. – Сейчас же, я сказала!

Возможно, у матерей есть особая власть над своими детьми, даже когда они вырастают, потому что оба ее сына делают, как она говорит.

– Вы для этого приехали, матушка? Боялись, что Ридлан убьет меня? И даже на мгновение не подумали, что убить его могу я.

– Нет, я здесь и ради тебя: если бы ты убил Ридлана, не сомневайся, что регент тебе бы не спустил с рук смерть своего сына.

67

Все застывают, не шелохнувшись: слова леди Джорджии оказались сильнее любого выстрела.

– Сын регента?! – Чарльз ловит ртом воздух.

– Кто сын регента? – потрясенно спрашивает Рид.

– Ты, Ридлан. Ты внебрачный сын, родившийся у регента тридцать лет назад, – повторяет леди Джорджия, развеивая любые возможные сомнения.

– Вы были любовницей принца Джорджа? – презрительно выдыхает Чарльз.

Мы с Арчи, Роджерсом и Азмалем молча наблюдаем за ними.

– Не по своей воле, Чарльз, – твердо говорит она. – Мне было двадцать два года, я стала женой и счастливой матерью, мне хватало того, что у меня было, я редко выезжала в свет. А твой отец был очень дружен с регентом, и, к несчастью, оба они были невоздержанными игроками и обожали пари. И поспорили в «Уайтсе», какая капля дождя первая соскользнет по стеклу: твой отец попросил за победу самого быстрого чистокровного жеребца из королевской конюшни. А принц – неделю ночей со мной. Угадай, кто победил? Игорный долг – долг чести, поэтому через несколько дней я узнала, что его высочество приедет забрать свой выигрыш.

– И вы не возражали? – потрясенно спрашивает Чарльз.

– По-твоему, я имела право отказать принцу Уэльскому? – вызывающе отвечает она. – Никто из вас, мужчин, не знает, что это такое – быть лишенным свободы воли, потому что именно вы устанавливаете правила. Посмотри на себя! Чтобы заполучить женщину, которая тебя не хочет, ты готов убить. Неужели ты считаешь, что, как только тот, кого она любит, погибнет, Ребекка влюбится в тебя?! Но нет, вам это даже в голову не приходит, вас, мужчин, интересует только жажда обладать – и так произошло со мной. Неделю я была призом регента, с одобрения твоего отца. Но с тех пор он больше не делил со мной постель, а через месяц стало понятно, чьего ребенка я ношу.

– Меня, – тихо произносит Рид.

– Когда