Похоронные дела Харта и Мёрси - Меган Баннен
Изо всех сил стиснув кинжал, Харт бил без цели, без мысли, расчищая над собой пространство. Выполз на трупы, отпинался от бродяги, вцепившегося в лодыжку. Его болтало по всему этому дикому сборищу, пока он не встал на ноги. Окровавленный, измученный, он спрыгнул со спины очередного бродяги, приземлился, покатился по земле, вскочил, чтобы не дать снова навалиться на себя.
Дом стоял перед ним в каких-то тридцати шагах. Он еще успел подумать: «Да хоть в миле», прежде чем пришлось опять отбиваться. Он понимал, что от всех не убежит, но все равно рванул вперед, хотя укушенная нога горела огнем.
Его хватали чьи-то руки, и он отрубал их уцелевшим мачете. В горло вгрызались чьи-то зубы, и он бил кинжалом. Его пытались остановить – он вырывался. Вокруг копилось все больше и больше расчлененных тел, пока он пробивал, прорубал, прорезал себе дорогу к дому, а кровь заливала один глаз, хлестала из носа, стекала в глотку и впитывалась в одежду. Он размахивал клинками, рубя тела на куски. Кашлял и плевался кровью и все равно шел вперед, шаг за шагом, фут за футом.
Он упал на ступеньки крыльца с бродягой на спине, успев при этом схватить бродягу и швырнуть на деревянные доски. Проткнул твари аппендикс кинжалом. Душа вырвалась наружу, когда он с мокрым чавканьем вытащил кинжал и поднялся на колени. Потянулся к дверной ручке, и на него бросился другой бродяга, схватил и оторвал окровавленными зубами кусок мяса с предплечья. Харт взвыл от боли, в глазах померкло. Кинжал выпал из бесполезной руки и покатился по крыльцу.
По его крыльцу. Харт знать не хотел, Дом Неведомого ли это или просто смерть, которая ждала его в Танрии, прикидываясь местом из его детства. Насколько он видел, это был его дом. На тех старых качелях дедушка укачивал его перед сном. На тех ступеньках он сидел с мамой, и у обоих в руках капало мороженое в рожке. Тут он не мог ошибиться: это был его сраный дом.
Стиснув зубы, Харт взмахнул мачете и отрубил бродяге голову. На одной руке и коленях дополз последние два шага до двери. С криком боли рывком поднялся на ноги, потянулся сквозь огоньки душ, собравшихся у двери, и схватил ручку здоровой рукой.
Дверь была заперта.
Он дернул еще раз.
Заперто.
Он разогнал души, висящие у самого лица, и с рыком врезал клинком по дереву, но дверь не поддалась.
– Сроду эту дверь никто не закрывал! – невнятно заорал он сквозь выбитые зубы.
Тут он вспомнил, что людям не просто так дарили при рождении ключи – и удостоверения на шее тоже имели форму ключа. Трясущейся рукой он стянул с шеи цепочку, перехватил ключ «Бердсолл и сын», пихнул в замок и попробовал повернуть. Тот не поддавался. Штифты не двигались.
– Да пошел ты на хрен! – заорал Харт на Привратника, на бога, который должен был ждать его у двери, когда по ступенькам влезли еще два бродяги. Обнажил рапиру, проткнул одного, следом второго. Души улетели в темное небо.
К нему шли новые. Он понял, что умрет тут. Чувствовал, как утекает жизнь. Голова цеплялась за воспоминания о Дакерсе, и Альме, и Диане, и Мёрси, и Мёрси, и Мёрси, но он испытывал такое облегчение от того, что все-таки оказался смертен.
Он бросил рапиру, зажал немеющими пальцами ключ матери, сунул его в замок и повернул по часовой стрелке. Штифты клацнули в ответ и встали на место. В груди затрепетала надежда, Харт подтянулся и подергал ручку. Дверь оказалась тяжелой, очень тяжелой, будто из свинца, а не из дерева. Он надавил изо всех сил, но она едва шелохнулась. Харт со стоном навалился плечом, затем всем телом, приоткрывая дюйм за дюймом. Он пачкал кровью дерево. Он весь горел от боли. С легкими было что-то не так. Ему оставалось последнее дело – медленно открыть дверь, которую видел только он.
Позади вдруг обрушилась тишина. Он увидел, как одинокий янтарный огонек души затрепетал у него над плечом и втянулся в дом. Следом – еще один. Еще пять. Десяток. Дюжины.
Харт поднажал, втиснулся в проем, подпер ногой и всем телом не давал закрыться двери, которая пыталась раздавить его.
Души хлынули потоком, подняв ветер, который пробирал до самых костей. Одно за одним падали на лугу и дальше тела бродяг – возвращались к земле, когда мертвые наконец отправлялись домой.
Харт закричал – долгим сдавленным звуком – но не отпустил бы ни за что, не сдвинулся бы с места, пока все заблудшие души в Танрии не уплыли в руки Неведомого. На этот раз он не собирался подводить Билла, а уж тем более – Дакерса или Мёрси.
Души все летели, сперва яркими волнами, потом свободнее, как искорки над костром, но ветер все хлестал. Крик Харта истаял во вздох, а вздох замер. В глазах померкло и расплылось. Ветер был такой сильный, что рука соскользнула с косяка, а Харт больше не смог вспомнить, зачем вообще стоял тут. Он слышал тихий, влажный зов эквимара, будто волны моря, шепчущие песку во время отлива, и повернулся посмотреть на Солелиза на краю поля, усеянного трупами, – тот пасся, склонив длинную шею. Больше не в силах держаться, Харт разжал пальцы. Ветер внес его внутрь, и последнее, что он увидел – его собственное тело, упавшее на доски крыльца, а потом дверь захлопнулась за ним.
Глава тридцать седьмая
Победу над Каннингемом семья Бердсоллов отпраздновала только следующим вечером. Частично – чтобы Мёрси и Лилиан могли отоспаться, но в основном – чтобы Зедди успел наготовить еды для праздника. В этот же день у Пэна заканчивался больничный, так что заодно это был и прощальный ужин.
Папа встал с места во главе стола и поднял бокал.
– За моих дочерей! Кстати, имейте в виду, когда вы говорили, что хотите насовать Кертису Каннингему, я не думал, что подразумевается смертельная угроза для вас обеих.
Лил подняла свой бокал виноградного сока.
– Так говоришь, будто что-то плохое.
Не в первый раз за последние сорок восемь часов
