Аптекарский огород попаданки - Ри Даль

Я украдкой взглянула на него и увидела, что его щёки тоже слегка порозовели. Он поправил шляпу, будто это могло скрыть его замешательство, и отступил на шаг назад, восстанавливая между нами дистанцию.
— Я лишь выполняю вашу просьбу, Александра Ивановна, — добавил он, и в его голосе снова появилась та самая холодноватая учтивость, которую я так хорошо знала. — Надеюсь, вы понимаете, что это… не каприз.
— Это не каприз, — возразила я, стараясь вернуть себе твёрдость. — Это моя мечта.
Он кивнул, и на мгновение мне показалось, что он хочет сказать что-то ещё. Но вместо этого он просто отступил ещё дальше, словно ставя между нами невидимую границу.
— Тогда желаю вам удачи, — сказал он. — И… будьте осторожны. Фронт — не место для ошибок.
Я кивнула, не в силах отвести от него взгляд. В этот момент я поняла, что, несмотря на все свои страхи и сомнения, я буду скучать по нему. По его ворчанию, по его взглядам, по его неожиданной, почти пугающей человечности. Но я не могла позволить себе думать об этом. Не теперь, когда моя мечта была так близко — и В.Б., возможно, ждал меня где-то там, на Балканах.
— Я буду осторожна, — пообещала я.
И повернулась к розовым кустам, чувствуя, как моё сердце разрывается между радостью, страхом и чем-то ещё — чем-то, чему я пока не готова была дать имя. Но где-то в глубине души я знала, что этот момент — мой порыв, его замешательство, наша неловкость — останется со мной надолго. Как ещё один шип, который я не заметила, пока он не впился в сердце.
—————————
* — тут следует ещё раз подчеркнуть, что климат претерпел определённые изменения. В эпоху, где очутилась Александра, июнь был ещё довольно прохладным месяцем.
Глава 73.
Июль 1877 года, с. Воронино, имение Булыгина под Санкт-Петербургом
——————————
Солнечный свет лился с безоблачного неба чистым золотом, и тени от яблонь ложились на траву причудливыми узорами. Я сидела на расстеленном покрывале рядом с Агатой, чьи маленькие пальчики крепко сжимали плетёную корзинку. Мы играли в «травяной поиск» — забаву, которую я придумала на ходу, вдохновившись Аптекарским огородом и своим неуёмным желанием учиться, учить и делиться знаниями о мире, который так любила. Правила были просты: я называла растение — лаванду, ромашку или мяту, — а Агата, весело подпрыгивая, бежала к клумбам, чтобы отыскать его и принести веточку или листок в нашу корзинку. Если выбор был верным, я рассказывала ей что-нибудь интересное о целебных свойствах растения, вплетая в рассказ истории о древних лекарях или далёких странах. Если же она ошибалась, то заливисто хохотала и требовала подсказку, а её глаза сияли от восторга.
— Мята! — объявила я, наблюдая, как подол Агатиного платьица колышется, пока она мчится к зарослям душистых трав.
Она вернулась, гордо размахивая веточкой перечной мяты, от которой исходил свежий, резковатый аромат.
— Правильно, Сашенька? — спросила она, протягивая мне добычу.
— Совершенно верно, — улыбнулась я, бережно укладывая веточку в корзинку. — А знаешь ли ты, что в Древней Греции мяту использовали, чтобы успокоить боль в животе? Говорят, даже воины перед битвой жевали её листья, чтобы стать храбрее.
Агата захлопала в ладоши, её щёчки порозовели от удовольствия.
— А ещё что? Расскажи ещё!
Я рассмеялась, убирая выбившуюся прядь её волос за ухо.
— Ещё? Ну, хорошо. В Египте мята считалась даром богов, и её клали в... — я запнулась, вспомнив, что рассказывать ребёнку о погребальных обрядах, пожалуй, не стоит. — В общем, её очень ценили. А теперь твоя очередь. Назови растение!
Агата задумалась, наморщив лобик, а затем выпалила:
— Ромашка!
Я кивнула, и она снова умчалась, её лёгкие шаги шуршали по траве. Смотрела я на неё, и сердце моё сжималось от нежности. Эта девочка, такая хрупкая и такая живая, стала мне дороже, чем я могла себе позволить. Каждый её смех, каждая доверчивая улыбка вплетались в мою душу, как те самые травы в нашу корзинку. Но я не мать ей, напомнила я себе. У меня есть цель — стать врачом, найти В.Б., спасти людей. А привязанность... привязанность только усложняет всё. И всё же, глядя на Агату, я не могла не чувствовать, как она заполняет пустоту, которую я так долго старалась игнорировать.
— Вот! — Агата вернулась, протягивая мне пучок ромашек, их белые лепестки трепетали на ветру. — Теперь твоя очередь рассказывать!
— Молодец, — похвалила я, вдыхая тонкий аромат цветов. — Ромашка — удивительное растение. Её заваривали в чай, чтобы успокоить нервы или помочь уснуть. А ещё, говорят, она приносит удачу тем, кто влюблён.
— Сашенька? — тихонько позвала Агата, усаживаясь рядом и прижимаясь ко мне.
— Да?..
— Я тебя очень люблю.
Я замерла. Горло перехватило. Эти слова, такие искренние, такие тёплые, были словно бальзам на рану, о которой я старалась не думать, и в то же время бередили её слишком сильно. Я обняла Агату, прижимая её к себе, и прошептала:
— И я тебя люблю, моя девочка.
В глубине души я, конечно, знала: я не могу остаться. Моя мечта звала меня вперёд. И всё же мысль о том, чтобы оставить Агату, резала сердце, как острый шип розы.
— Смотри, кто идёт! — вдруг воскликнула Агата, указывая на тропинку.
Я обернулась и увидела Груню, спешащую к нам с сияющей улыбкой. Её щёки пылали, а в руках она держала ещё одну корзинку, явно намереваясь присоединиться к нашей игре.
— Сашенька, Агатушка! — крикнула она, подбегая. — Что это вы тут затеяли? Травки собираете? Ох, до чего ж хорошо в саду! Прямо как в Москве будет, в Аптекарском огороде. Вениамин Степанович говорит, там такие цветы, такие травы! Я уж и не чаю, как поскорее туда уехать!
Она плюхнулась на покрывало рядом с нами, её глаза блестели от предвкушения.
— Вот приедем с Вениамином Степановичем, и я буду помогать ему в лаборатории! Представляешь, Саш, я, может, тоже