Некромант для изгоев - Ирина Камен

— Ириттель… — тихо начала Кира, заламывая пальцы. - Это правда, что тебя… что тебя посадили в тюрьму из-за твоих родителей?

Воздух застыл. Даже Фея замерла, перестав полоть сорняки. Все смотрели на меня. Я чувствовала их взгляды, не осуждающие, а полные трепетного, почти болезненного любопытства. Эти дети знали, что такое быть изгоями. Моя история была и их историей, какой она могла бы стать.

Я молчала несколько секунд, глядя на язычки пламени в маленьком кострище, которое развёл Торин для тепла. Потом, подняла голову. Мой голос был ровным, без эмоций, как если бы я читала доклад о погоде. Но, черт возьми, как же это было трудно.

— Мне было десять лет, - начала я, - Ночью меня разбудили стражи, вывели во двор. Там горели факелы. На коленях стояли мои родители. А перед ними стояли королевские военные.

Я рассказывала без прикрас, слова были простыми и от этого, ужасающими, по моему телу бегали мурашки, вспоминая тот день.

— Они сказал, что в подземелье нашли алтарь, со следами темной магии и частями тел родителей Рейна. И что эти следы вели ко мне. Десятилетней девочке, - Мои губы дрогнули в подобии улыбки, в которой не было ни капли веселья, - По нашим законам, за преступление ребенка отвечают родители, если это серьезное преступление. Их казнили на моих глазах. За то, чего я не делала.

Я не стала описывать самую страшную часть для меня, лица родителей, взгляд брата. Это было слишком личное, слишком сырое даже для этой исповеди.

— Мой брат Кайл и его друг Рейн… они смотрели на меня и видели чудовище. Они поверили. А потом меня отправили в тюрьму под названием Пучина. Каменный мешок, где свет никогда не горел.

Тут мой голос на секунду дрогнул, когда я упомянула «соседа».

— Там… там я и научилась тому, что умею. Была тьма. Были твари, что лезли в камеры. И был один старик, некромант. Он научил меня слушать камни, слышать боль, впитанную стенами, а потом управлять ею. Он говорил, что смерть это не конец, это просто… другая форма энергии. И что иногда, чтобы выжить, нужно прикоснуться к этой энергии. Заплатив за это свою цену.

Я умолкла. История была рассказана. Без оправданий, без слёз. Просто факты, выложенные перед ними, как кости на столе. С моих плеч будто упала тяжёлая ноша, и наконец, я расслабилась. Поверят они мне, или нет, меня не беспокоило, я выговорилась. Но я уже в какой раз задумалась, почему у меня есть некромантия? Я не могла ее получить от Алрика, она изначально была в моей крови. Но ни у бабушки, ни у родителей не было этой темной магии.

Фея первая подошла ко мне и молча обняла, прижавшись щекой к моему плечу. Потом подошла Кира и осторожно, как будто боясь обжечься, положила свою руку поверх её. Мои ребята крепко обняли меня со спины, а Торин положил мою голову себе на грудь. Мы были сплошным комом тел, переплетенные.

И тогда я поняла. Я рассказала им о самом тёмном периоде своей жизни, а они ответили мне не жалостью, а безмолвной клятвой. Я не одна, с ними мне не понадобится прикасаться к этой энергии в одиночку. Они – моя цена, которую не надо платить.

Это было страшнее и прекраснее любой магии.

Теплая тяжесть вина и усталость от долгого дня медленно опускала меня в сон. Фея уже почивала рядом, ее дыхание было ровным и безмятежным, но какой-то внутренний сторожевой пес не давал мне полностью расслабиться.

Я осторожно, чтобы не разбудить Фею, выбралась из-под одеяла и вышла на маленький балкончик своей старой комнаты. Ночь была тихой, и только листья шелестели под легким ветерком. Я вдыхала прохладный воздух, пытаясь унять легкое беспокойство.

И тут я увидела их.

В густой тени кустов у стены дома, две точки света. Два глаза, неподвижные смотревшие на меня из темноты. В них не было злобы, скорее, пристальное, почти болезненное внимание.

И что-то в них было до боли знакомым, не форма или цвет, а само напряжение, скрывающееся за этим взглядом. Это было ощущение, которое я испытывала сама, годами наблюдая из тюремной камеры за редкими проблесками жизни во дворе. Чувство изгнания, тоски и невысказанной боли.

Сердце заколотилось где-то в горле.. Я вглядывалась в темноту, отчаянно пытаясь вырвать это воспоминание из глубин сознания. Это было так близко... Имя, образ – все вертелось на языке, но ускользало, как дым.

— Эй! - грубо позвала я, обхватив прохладные перила балкона, - Кто там?

Глаза метнулись. Мелькнула тень, быстрая, почти бесшумная, и исчезла. Лишь качнувшаяся ветка выдавала место, где секунду назад кто-то стоял.

Я так и осталась стоять, вглядываясь в пустую темноту, с ледяным комом в груди. Кто-то следил за нами, кто-то, чей взгляд будил во мне давно забытое эхо. И этот кто-то явно не хотел быть узнанным. Я бесшумно спустилась по старым.

знающим моим шаги ступеням и вышла во двор. Ночь встретила меня влажным дыханием. Я подошла к кустам, где только что видела незваного гостя.

Трава была примята, и на земле, придавленная мелким камушком, лежала смятая записка. Бумага была грубой, безликой. А почерк на ней был ровным, безличным, словно выведенный под копирку. Ничего знакомого, лишь холодная, эмоциональная предосторожность.

"Скоро ты все узнаешь. Не верь самым близким, будь осторожна. Тени ближе, чем кажутся, и они идут по пятам”.

Я сжала записку в кулаке, закрыла глаза, пытаясь поймать эхо магии, след, оставленный в воздухе. Ничего, лишь пустота. Как будто писавший был пустой сам, человеком без энергетического отпечатка, призраком, не оставляющим следа.

Я медленно поднялась обратно в комнату, прижимая записку к груди. "Не верь самым близким". Фее, чье ровное дыхание доносилось с кровати? Торин? Бабушка?

Я легла, но сон бежал от меня. В темноте за моими веками горели лишь два образа: безликие глаза в кустах и холодные строчки, которые сеяли ядовитые семена сомнения в, казалось бы, единственно безопасном месте на свете. Кто-то знал какую-то правду, и этот кто-то играл с нами, как кошка с мышкой.

Спустя несколько дней мы вернулись в академию, отдохнувшие, счастливые и радостные. Но слова не выходили из моей головы. И если бы я тогда знала, что они значат на самом деле…

Глава 20

Рейн

Все несколько дней, пока Ириттель со своими друзьями отсутствовала, меня грызли