Некромант для изгоев - Ирина Камен

— Она не спит, - бормотала она, сидя на скамье и обнимая себя, ее глаза были дикими, - Все горит, все болит.. так холодно, и тихо.. так тихо...

Она чувствовала ее. Чувствовала пустоту, боль, угасание Ириттель. И это сводило ее с ума. Она начинала дрожать, ее бросало то в жар, то в холод, она заходилась в беззвучных рыданиях, пока глаза не закатывались и она не падала в обморок. В конце концов, лекари, уже измученные попытками спасти одну умирающую, были вынуждены положить в лазарет и Алису. Ее поместили в соседнюю палату, и иногда доносились ее приглушенные всхлипы и крики, в которых угадывалось только имя Ириттель.

Я сидела на холодном каменном полу в коридоре, прижавшись спиной к стене, и смотрела на эту дверь. Внутри была она, моя крепость, мой друг. Та, что научила меня не бояться. И сейчас она была разбита, разобрана по частям лучшими целителями королевства, и никто не знал, удастся ли ее собрать обратно.

Я закрыла глаза, пытаясь послать ей еще немного своей силы, своего тепла. Но в ответ чувствовала лишь ледяную, зияющую пустоту. И тишину. Самую страшную тишину в моей жизни.

Эпилог

Воздух в Акрхольме был тяжел, как свинец, и пропитан запахом увядших цветов и холодного камня. Молчание, наступившее после битвы, оказалось страшнее любого рева тварей. Оно было густым, звенящим, и каждый звук, шорох плаща, сдавленный вздох, отзывался в нем кощунственным эхом.

Академия хоронила своего героя.

Все выстроились на главной площади. Тысяча студентов в черных мантиях. Тысяча лиц, обращенных к высокому каменному катафалку, утопающему в венках из черных лилий и серебристой полыни. Гроб был закрыт. Массивная плита из обсидиана не позволяла заглянуть внутрь и проститься в последний раз. Это было жестоко, но необходимо – так говорили лекари. Энергия, заключенная внутри, все еще была слишком нестабильна, слишком опасна.

Фея стояла в первых рядах, вцепившись в руку Кайла и Торина, стараясь не упасть. Ее плечи беззвучно подрагивали, а глаза были пусты и красны от слез, которые, казалось, уже иссякли. Кайл, бледный как смерть, смотрел на гроб с таким выражением лица, будто он сам лежал там, под холодным камнем. Его рука сжимала руку Феи так крепко, что кости ныли, но она не замечала боли. Любая боль была ничтожна по сравнению с той пустотой, что зияла внутри.

Рядом, не скрывая слез, стояла Лейла. Рейн, прямой и недвижимый, как ледяная статуя, плакал, и в его глазах бушевала такая буря отчаяния и вины, что смотреть на него было невыносимо.

И вся Академия смотрела на них, на тех, кто был ближе всех к усопшей. На тех, чья жизнь оказалась разорвана на "до" и "после". В их молчании читалось общее понимание, страшное и неоспоримое: мы виноваты. Мы позволили этому случиться.

Архимаг безучастно поднялся на возвышение. Его когда-то громодобный голос теперь был тихим и надтреснутым, словно ветхий пергамент. Его лица и тела не было видно.

— Мы собрались здесь, чтобы отдать последний долг.. - он начал, и его слова повисли в морозном воздухе.

В этот момент дверь в башню лазарета с тихим скрипом отворилась. Все взгляды, как по команде, устремились туда. На пороге, опираясь на посох, стояла бабушка Ириттель, советник Элиана. Ее лицо было изможденным, но высохшие глаза горели странным, пронзительным огнем. Она медленно, с невыразимым достоинством прошла через расступившуюся толпу, и поднялась на помост рядом с Архимгаом.

Она обвела взглядом замершую в ожидании Академию. Взглядом, полным не скорби, а холодной, безжалостной ярости.

— Вы ошибаетесь, - ее голос, тихий и четкий, прорезал траурную тишину как лезвие, - Вы хороните не ту тень.

Она сделала паузу, дав своим словам пронзить каждое сердце, заставить замереть каждое дыхание.

— Тот гроб не с ней. Моя внучка не здесь. Она борется, за каждый вздох, за каждую секунду. И будет бороться, пока я не испробую все способы этого мира и всех иных, чтобы вернуть ее.

Она повернулась и указала своим посохом на западный шпиль Академии, на покои самого Архимага.

— Мы хороним того, чья смерть была истинной целью этой атаки. Мы хороним того, кто знал правду. Мы хороним Архимага Гориана. Его убили не твари, его убили свои. И пока моя внучка лежит меж жизнью и смертью, я найду убийцу, и я сотру его с лица земли.

Она сошла с помоста, ее черное платье развевалось за ней как знамя. Она прошла мимо остолбеневшего Кайла, мимо Рейна, в глазах которого вспыхнул новый, страшный огонь, мимо Феи, чье сердце забилось в груди с новой, безумной надеждой.

Плащ Архимага на сцене спал, и под ним была пустота, только висящий артефакт проигрывателя…

Конец первой книги