Развод. Мы (не) простим - Джулиан Хитч

— Нет! Прекрасно! — Толя едва не сияет.

— Здорово! Тогда, как вернёмся, сразу к тебе. — Встаю на цыпочки и целую его в щёку.

Наконец дверь за ним закрывается. Я не бегу, опасаясь, что он может наблюдать за нами в окно. Иду к лестнице медленно, меряя шаги и прижимая к себе Диану так крепко, что она начинает хныкать. Вещи не собираю, потому что сумка в моих руках, если заметит, его насторожит. Переодеваюсь, с трудом справляясь с бьющей меня дрожью. С собой беру лишь самое необходимое — пару подгузников, соску и любимую дочкину игрушку. Собираю Диану и, больше не в силах сдерживаться, спешу к выходу из дома. Я не останусь здесь ни на минуту дольше.

В машине первым делом щёлкаю центральный замок. Толя машет мне с порога своего дома. Я выдавливаю улыбку и машу в ответ. Сердце колотится так, что, кажется, вот-вот разорвет грудную клетку.

Я уезжаю, петляя по улицам, всё время глядя в зеркало заднего вида в ожидании погони. Останавливаюсь только в другом районе среди многоэтажек. Пальцы трясутся, пока я набираю номер.

— Ваня… — голос срывается в рыдания. — Забери нас, пожалуйста.

Глава 15

Ваня аккуратно, с какой-то новой, непривычной бережностью пересаживает меня на переднее пассажирское кресло своей машины. Затем возится с автолюлькой. Делает это медленно, неумело, то ли потому что непривычно, то ли боясь резким движением разбудить Диану. Наблюдаю за ним, а внутри всё сжимается в тугой, болезненный ком. С того момента, как я отпустила руль, меня трясёт, не переставая. Мелкая, предательская дрожь, исходящая из самого нутра, которую не могут остановить ни глубокие вдохи, ни бесполезные попытки взять себя в руки.

Наконец, справившись с автолюлькой, Ваня садится за руль и заводит мотор. Не задаёт вопросов и не требует объяснений, давая мне время на то, чтобы отдышаться. И я благодарна ему за это. Хотя у него наверняка с десяток вопросов, которые он хочет задать.

Проехав пару кварталов, сворачивает к знакомой кофейне.

— Подожди, я быстро, — бросает тихо.

Провожаю его взглядом — высокого, собранного, такого знакомого и в то же время чужого. И когда он скрывается в кофейне, откидываюсь на спинку сиденья и прикрываю глаза. Возвращается Ваня быстро. Протягивает мне стаканчик с кофе.

— Пей. Маленькими глотками, — командует не терпящим возражений голосом.

Я не знаю, какой магией обладает Ваня, но рядом с ним хаос в моей голове понемногу начинает утихать. Безумная паника отступает, сменяясь леденящим душу, но всё же осмысленным ужасом. Делаю глоток. Кофе горячий и горький — именно такой, какой я люблю пить в трудные моменты. Он словно выжигает изнутри, отправляя обратно в настоящее, в это кожаное кресло, в этот движущийся автомобиль, к моей дочери, которая теперь в безопасности. Тепло разливается в груди, медленно возвращая способность думать, а не просто реагировать животным страхом.

— Ваня… — начинаю осторожно. — Я совершила глупость.

Как в двух словах объяснить произошедшее? Выдать связный рассказ о том, что я, будучи в полном раздрае после нашего вчерашнего разговора, наломала дров?

— Ты мне расскажешь или мне придётся гадать? — спрашивает он, потому что я опять замолкаю, пытаясь подобрать слова.

— Я хочу взять с тебя слово. Не как с бывшего мужа, а как с отца моей дочери. Поклянись, что ты не бросишь нас сейчас. Ни меня, ни Диану. В такой ситуации.

— Я не бывший, — цедит в ответ он.

— Дай мне слово! — настаиваю, пропустив мимо ушей его последнее замечание. — Это сейчас важнее всего остального. Поклянись.

— Я не оставлю вас с Дианой. Неважно, что ты скажешь дальше. Клянусь.

Он произносит это так твёрдо и уверенно, будто не исчезал из нашей жизни на долгие месяцы. Но сейчас мне нужно услышать именно эти слова. Мне нужна опора — пусть временная и иллюзорная.

Делаю глубокий прерывистый вдох, прежде чем продолжить:

— Вчера… Я не справилась с эмоциями. Я пошла к Толе. Мы переспали.

Смотрю вперёд, потому что стыдно перед самой собой. Только теперь иначе. Вчера корила себя за то, что использовала Толю, теперь же за то, что не разглядела его настоящего. И подвергла себя и дочку настоящей опасности.

Но всё же глупо вести разговор, отводя взгляд, потому перевожу его на Ванино лицо. Он напряжён — губы плотно сжаты, а пальцы так крепко обхватывают руль, что костяшки побелели.

— Я спрошу всего один раз, Инга. — Его голос хриплый, будто пропущен через груду битого стекла. — И я надеюсь на честность. Ты сделала это… мне в отместку?

— И да, и нет, — отвечаю, снова опуская взгляд. — Мне… Мне просто хотелось забыться. А он был рядом. Это было глупо. По-детски глупо и эгоистично.

— Сосед… Удобно, — усмехается едко. — Всегда под рукой.

— Не ёрничай, пожалуйста. Я не должна была так поступать. Но…

— Но, — перебивает меня, и его тон становится жёстким, — это измена. Мы не разведены, Инга. Мы всё еще муж и жена.

— Ты серьёзно? — Удивление перебивает все остальные эмоции.

— Вполне.

— Мы с тобой не семья, Ваня. Ты сам её разрушил, — напоминаю сухо. — Ты ушёл. Променял нас на другую. Ты не появлялся месяцами, — говорю всё громче, до конца не веря, что он посмел обвинить меня в измене. — Ты не имеешь морального права даже заикаться о том, что я тебе изменила! Или ты все эти месяцы жил монахом? Даже если ты расстался с той девкой, прежде чем снова прийти ко мне, это не делает тебя святым!

— Прости, — не сразу, но извиняется он. — Просто… неприятно это слышать.

— Неприятно, да? — усмехаюсь. — А мне было больно.

— Давай, не будем сейчас возвращаться к прошлому, — примирительно говорит Ваня. — Что случилось сегодня?

— Хорошо, — вздыхаю. На обе темы не хочется говорить, но Ваня должен узнать всё, раз я обратилась к нему за помощью. — Толя… Он посчитал, что раз мы… что я теперь его собственность. И можно прийти в мой дом и заявить, что мы с Дианой его семья. Мне кажется, он не совсем в