Фани Дюрбах и Тайный советник - Алла Ромашова

согласилась служить при доме. Она обожает двойняшек, но вредит им своей любовью: Натали и Анатолю явно не хватает дисциплины. Вот поэтому я и здесь: воспитать детей для общества, дать им крепкие познания в иностранных языках, математике, географии и мировой истории. А вот русскому их учит Ангелина Петровна, тетушка, она тоже живет в доме. Кстати, доктор ее уважает и частенько к ней заходит.

— Ухаживает?

— Скорее нет, чем да. Ангелина Петровна — старая дева. Но чем-то увлекла нашего доктора. Мне самой удивительно — что может быть между ними общего?

— Как считаете, мог ли кто из домашних знать о секретных бумагах?

— Так речь идет о краже секретных бумаг?

Лагунов поперхнулся: с этой женщиной надо держать ухо востро. Однако, Фани, словно и не заметила своего вопроса и продолжила болтать так, будто тайные государственные дела ей не интересны, а кражи случаются каждый день:

— Думаю, нет, — сказала она без паузы. — Домочадцы не обсуждают заводские дела.

— Дорогая Фани, — Лагунов осторожно подбирал слова, поглядывая на смекалистую гувернантку, — вы же понимаете, что никто не должен знать о краже?

— Сильвестр Васильевич! Даю слово!

— Хотелось бы верить. И без самодеятельности, пожалуйста. Надеюсь, город Воткинск вас чему-то научил, и вы сами больше не броситесь в опасную передрягу, как в прошлый раз. Если хотите мне помочь — обращайте внимание на то, что вам рассказывают посетители дома. Замечайте странное, необычное, какие-нибудь неточности во времени или действиях. Но, умоляю вас, ничего не предпринимайте самостоятельно! Это может быть очень опасно.

Фани хитро улыбнулась и медленно присела в глубоком книксене, опустив голову, отлично понимая, что, вот такая, покорная с виду, она чудо как хороша. Лагунов и в самом деле залюбовался. Девушка не выдержала, засмеялась, откинула непослушную прядку волос, выпавшую из-под ажурной наколки на голове, и бросилась к двери. "Au revoir, monsenior Lаgunove" — проговорила нарочито-сладким голосом. Лагунов в смятении смотрел на очаровательницу. Фани отворила дверь, но выйти не успела — в комнату ввалился управляющий дома. Странная гримаса удивления и испуга застыла на лице. Он попытался улыбнуться, но вышел оскал.

— Мадемуазель Дюрбах, господин статский советник… Прощу прощения за вторжение. Там, наверху… — Он умолк и выразительно ткнул пальцем в потолок.

— Аркадий Иванович, да что с вами? — Гувернантка подбежала к подоконнику, налила из стоящего на нём графина воды в стакан и подала управляющему, — Выпейте скорее!

— Там … — Аркадий Иванович, стуча зубами о край стакана, опять указал пальцем вверх. Но его руки так дрожали, что казалось, что он грозит кому-то — Ангелина Петровна зарезанная лежит. Вся комната кровью забрызгана!

Фани ахнула.

Статский советник выхватил пистолет из ящика стола и пулей вылетел из кабинета. Аркадий Иванович помчался за ним.

Лагунов, перепрыгивая через ступени лестницы, спрашивал:

— В какой комнате проживает Ангелина Петровна?

— Направо первая дверь.

— Дети в доме?

— Нет, они на прогулке с няней.

— Это хорошо. Детей не пускайте, отправьте к ним мадемуазель Дюрбах. Позовите городового и сообщите в полицейское управление.

Дверь в комнату тетушки была открыта. Яркий солнечный свет освещал каждый уголок жилища старой девы. Алые пятна крови на полу и стене самым возмутительным образом нарушали безупречный порядок и идеальную чистоту комнаты. Тетушка, приятная, немолодая дама, лежала на полу, из ее горла уродливо торчала рукоятка канцелярского ножа.

Сильвестр Васильевич проверил пульс. Его не было. Вынув из кармана носовой платок и обернув им рукоятку ножа, Лагунов вытащил орудие убийства. Кровь брызнула тонкой струйкой. Сильвестр Васильевич отвернулся. Втянул воздух, принюхался. Поинтересовался у управляющего:

— А что, любезный, тетушка курила? Хотя нет, — оглядел комнату и сам себе ответил, пока управляющий всхлипывал. — Не она. Так-с, любопытно.

Внимательно осмотрел стол, книги — везде царил порядок. Только ящик стола выдвинут, а замок сломан.

— Тетушка хранила ценности?

Вместо ответа управляющий ломал себе руки и вопрошал: «Что же это делается?»

— Что же ты, как девица? Отвечай на вопрос! Это важно! — Сильвестр Васильевич встряхнул управляющего. Тот изумленно огляделся вокруг и, наконец, немного успокоился.

— Вы меня простите, Ваше высокородие, я с детства крови не переношу. Меня как-то ребенком напугали — курицу при мне зарезали, а она из-под топора прямо на меня побежала: из горла кровь хлещет, с головы до ног обрызгала. Так я с тех пор на кровь смотреть не могу. А здесь…

Он приготовился снова заплакать, но статский советник его одернул:

— Ты, братец, уже не ребенок, изволь отвечать!

Управляющий наконец взял себя в руки.

— Какие-то семейные наследственные украшения, серебро в основном. Колечки всякие. Кулончик у нее был золотой — птичка на веточке. От матушки еще. Берегла его. Держала под замком в ящике. Вот в этом, да.

— Сейчас он пуст.

Лагунов внимательно смотрел на управляющего. Тот побледнел и заговорил скороговоркой, повторяя интонацию швейцара:

— Вашблагородие, это не я. Чес слово — не я. Я столько лет служу в доме. Зачем мне? Завод исправно платит. Я столько хозяев уже сменил. И никогда, никогда… Да я крови боюсь. А тут … — управляющий развел руками, словно показывая, что все это — свыше всех его сил.

— Успокойся, голубчик, я на тебе и не думаю. Расскажи-ка лучше, как обнаружил труп.

Еще волнуясь и заикаясь, чувствительный тип продолжил:

— Я пошел звать Ангелину Петровну, чтобы она провела урок на улице в беседке — погода стоит хорошая, в такие дни мы стараемся, чтобы дети больше времени проводили на свежем воздухе. Постучал в дверь — тишина. Я подумал, что она прикорнула у окна. Нажал на ручку, дверь оказалась не запертой. Я вошел, а тут…

Он опять принялся всхлипывать. Советник строго спросил:

— Нож узнаешь?

— Это из кабинета барина Ивана Александровича. У него такой на столе лежал.

— Сходи проверь, на месте или пропал? И вот ещё что… Ты, когда поднимался, видел кого-нибудь?

— Нет, никого. Хотя…Кто-то стоял в конце коридора.

— Где?

Управляющий махнул рукой направо. Сильвестр Васильевич поспешил туда, прошел мимо жилых комнат до конца коридора. Там оказалась черная лестница на первый этаж, Лагунов спустился по ней и вышел к центральному входу, где дежурил пожилой швейцар.

— Любезный, — обратился к нему советник, — кто выходил отсюда за последний час?

Швейцар вытянулся в струнку и доложил:

— Мадемуазель француженка только что выбежала.

— Еще кто?

— Генерал еще утром уехал, молодой барин Алексей Иванович следом.

— Еще…

— Господин поручик с барышней Софьей Ивановной в сад выходили.

— Вы уверены? Давно?

— Час назад, стало быть. Через черный ход вышли — так к саду ближе. Забыл, рано утром еще господин Прокопьев приезжал и вот только что еще раз заходил, поручика