Фани Дюрбах и Тайный советник - Алла Ромашова

— Вы хотите сказать — бумаги украдены?

— Ну … судя по всему, да! Ума не приложу, как это могло случиться! В секретном шестом отделе работают исключительно проверенные люди.

Нератов кивнул помощнику. Тот вытянулся, задрав вверх подбородок и продолжил:

— Опросили всех до единого. Бумаги были зарегистрированы под исходящим номером и готовы для передачи с фельдъегерем. Но последним не получены, ибо исчезли. Секретари клянутся, что никто чужой в отделение не заходил. Да туда и не войдешь без специального допуска.

— А что за документы, насколько важны?

Генерал встал и неторопливо подошел к резному столику, где стояли графины с напитками. Достал две стопки, разлил прозрачную жидкость и предложил статскому советнику. Но Логунов отрицательно качнул головой.

— Не могу-с, на службе.

— А я выпью. У меня что ни день — происшествия.

Нератов выдохнул, опрокинул рюмку, поправил усы, а глаза прикрыл. Лагунов ждал. Наконец генерал потряс головой и, вновь вернувшись в этот мир, продолжил речь:

— Документы важные настолько, что Австрия, Бавария, Великобритания и Пруссия готовы выплатить значительную сумму за них.

Лагунов не повел и бровью: ему и не с таким приходилось сталкиваться во время службы за рубежом. Помолчав, он поинтересовался:

— Ваше высокопревосходительство, а Вы сообщили о краже в полицию?

Нератов грузно опустился в кресло. Положил руку в область груди и, пожевав пухлыми губами, ответил:

— Нет. Если в течение трех дней мы не найдем документы, я доложу о краже своему начальству и, видимо, буду арестован.

Поручик побледнел, подскочил к генералу и налил ему воды из графина. Нератов уныло посмотрел на воду, которая явно больше была необходима встревоженному поручику, и выпил вторую рюмку водки.

— На вас вся надежда, господин Лагунов. Ваше правило — «Любое преступление можно раскрыть за три дня» — вся губерния знает. Я очень на вас надеюсь.

Лагунов кивнул и уточнил:

— Правило, о котором вы говорите, на самом деле звучит так: "Если думать, как преступник, то любое преступление можно раскрыть в три дня". Этому научил меня старик Архаров, бывший обер-полицмейстер Москвы, с которым я познакомился, когда гостил у приятеля, в Рассказовском имении. Многому он меня научил. Талантливейший человек был! А сыщик какой! Однажды, ему пришлось искать вора кассы из мясницкой лавки. По горячим следам был задержан молодой человек, который утверждал, что деньги — его. Архаров просто разрешил ситуацию: велел подать крутого кипятку и высыпал в него монеты. По поверхности воды тут же растекся животный жир. А принесенный кипяток так напугал преступника, что тот сам во всем сознался. Однако, — Лагунов взглянул на генерала: его лицо выражало нетерпение, — не время для воспоминаний. Как я понимаю, работать придется… э-э… неофициально?

— Да-с, в частном порядке. На завод вас доставят по вашему первому требованию. Бумагу со всеми уровнями допуска я вам выписал. Обнаружите пропажу — отблагодарю, но рапорт вашему начальству, к сожалению, дать не смогу.

— Ваше высокопревосходительство, мы с вами вместе на благо Российской Империи служим. Но я ничем не смогу быть полезен, ежели не буду знать — что именно содержалось в документах? Что мы ищем?

— Что ж, я вам скажу.

Нератов приблизился к сыщику и наклонился к его уху.

— На заводе ведутся разработки по изготовлению зажигательных пуль и стволов для них. Слыхали о таких?

— Слыхал-с. Такая пуля не бьет, а взрывается после попадания в цель? Ежели попадет в человека, то у него нет шанса, чтобы выжить. Антигуманно с моей точки зрения, хотя не мне судить. Это большая политика, так сказать? Но для такой пули еще и ствол нужен соответствующий, не так ли? Чтобы ружье не разорвало в руках.

— Да-с. Все делается для защиты Родины. Упреждающая технология, если хотите. Но раньше все это считалось мечтами, а сейчас есть чертежи. Точнее — были, — сокрушенно вздохнул генерал. — А еще точнее — были и пропали чертежи зажигательных пуль. Что касается ствола — он еще в разработке, но есть серьезные подвижки. Эх, — генерал снова шумно втянул носом воздух, — с нашим изобретением Россия стала бы всесильной. Вот поэтому пропавшие бумаги так важны. Надеюсь, дальше Удмуртии они ещё не ушли: все причастные к изобретению — на рабочих местах, чужих в городе нет. Любые отправления почты я временно приостановил. Вы возьметесь за это дело, Сильвестр Васильевич?

Обычно строгий генерал просительно заглядывал в лицо статскому советнику. Лагунов ничего не оставалось, как утвердительно кивнул. Как он мог отказать старому приятелю, который когда-то способствовал его продвижению по службе? О том, что это дело могло быть связано с тем вопросом, ради которого он прибыл в город, советник говорить не стал, а вслух ответил:

— Но мне, как минимум, понадобится кабинет и помощник.

Генерал подошел к Лагунову и с медвежьей силой потряс его руку:

— Очень рад, что не отказали старику. Гора с плеч. Господин Болховский проводит вас в кабинет, он рядом со моим. Поручик поступает в ваше распоряжение. Прошу вас докладывать мне каждый день о том, как идет расследование. Безмерно рад встрече. А теперь прошу меня извинить: служба.

Лагунов коротко кивнул, прищелкнул сапогами и вышел из гостиной. Позади за ним проследовал молодой поручик. Вместе они прошли по коридору и спустились на первый этаж. Болховский распахнул одну из дверей, выходивших на площадку перед лестницей. За ней оказалась просторная комната с арочными окнами, смотрящими на пруд.

— Вот ваш кабинет.

Лагунов широкими шагами прошелся по комнате, словно измеряя её, постучал костяшками пальцев по крышке лакированного письменного стола и, развернувшись к поручику, спросил:

— Вы не против, если я вас буду называть по имени: Александр Теодорович? Нам с вами много работать придется в эти дни.

Поручик поморщился и преувеличенно вежливо ответил:

— Нет, я не против, господин статский советник.

Однако Лагунов его скрытое недовольство заметил и мысленно обругал себя за неуместную бесцеремонность.

— Принесите-ка мне, пожалуйста, господин поручик, списки всех иностранцев, числящихся на заводе.

— И евреев?

— Какие же они иностранцы? Хотя, да, их тоже. А много ли их у вас?

— На заводе числится душ пятьдесят — шестьдесят кантонистов[13] «еврейского закона», а еще есть прусаки, шведы, англичанин, датчанин.

— Давайте всех. И их личные дела, пожалуй. И что наши иностранцы? На каких постах служат?

— Немцы, англичане и прочие — начальники подразделений, один из них начальник производства. А евреи почти все в охране работают да в казначействе.

— В охране… А в шестом отделе есть?

— Никак нет! Там только