Курс на СССР: На первую полосу! - Тим Волков

Курс на СССР: На первую полосу!

Глава 1

В просторном салоне «Волги» я чувствовал себя неуютно. Память прошлого подсказывала, что ничем хорошим это не закончится.

— Ну что, Александр. Не ожидал нашей встречи?

Тихий голос Виктора Сергеевича был обманчиво-приветливым, почти ласковым. И это настораживало. Я собрал всю свою волю, чтобы не дрогнуть, пожал плечами, делая вид, что максимально спокоен и молча уставился в холеное, внезапно потерявшее всю доброжелательность, лицо Виктора Сергеевича.

Я решил, что лучше всего будет прикинуться простым парнем, который вообще не при делах. Такое может прокатить. Но это только в том случае, если он не видел, как я снимал. А по непроницаемому лицу Виктора Сергеевича нельзя догадаться о степени его информированности, так что буду идти ва-банк.

— Честно говоря, нет, — улыбнулся я. — С чего бы?

— «С чего бы…» — он усмехнулся, не спеша достал сигарету и прикурил, выпуская тонкую струйку дыма из сложенных трубочкой губ.

После второй затяжки он посмотрел на меня оценивающе, снова попытался стать приветливым.

— Тебе не предлагаю, — улыбнулся он, пряча пачку сигарет в карман. — Даже если ты куришь.

— Я не курю, — не менее дружелюбно ответил я и добавил. — И практически не пью.

Последнюю фразу, наверное, говорить не стоило бы, учитывая его озабоченность об алкогольном пристрастии его дочери, но, слово не воробей… Он внезапно нахмурился, затушил сигарету и не глядя сунул окурок в пепельницу.

— Вы, молодые люди, всегда думаете, что ваши игры остаются незамеченными, — начал он разговор на общую тему. — Это наивно.

Я молчал, понимая, что любое сказанное слово может быть использовано против меня. Лучше пусть он сначала выговорится.

— У меня есть дочь, Марина, — начал он, глядя в окно. — Уникальная девушка. Талантливая. Но чрезвычайно несдержанная. Импульсивная. Склонная ввязываться в истории, последствия которых даже не удосуживается просчитать.

Он посмотрел на меня, оценивая реакцию. Я сохранял каменное лицо, хотя внутри все бушевало. При чем тут вообще Марина? Я ожидал разговора совсем на другую тему, о слежке, передаче документов, фотографиях… А тут вдруг — Марина… Странно.

— В ее окружении, — голос Виктора Сергеевича стал очень жестким, — слишком много сомнительных личностей. Хиппи, бездельников, потенциальных диссидентов. Я, как отец, не могу позволить ей окончательно погрязнуть в этом болоте. Это может отразиться на моей репутации. За ее социальной жизнью, приходится присматривать.

Тут до меня начало доходить. Медленно, с запозданием, как будто тяжелые шестеренки в голове со скрипом закрутились. Он ничего не знает про мою слежку. И наша встреча очень значима для него, и он хотел поговорить со мной не про шпионаж, не про фотографии. Это откровение обеспокоенного отца. Но о чем он больше беспокоится, о судьбе дочери или своей пошатнувшейся карьере?

— В прошлую пятницу, вечером, — его голос прорезал мои мысли, — она встречалась с тобой в кафе. Вы танцевали. Ты подарил ей цветы. Довольно интимный и в то же время вызывающий жест.

В его глазах читалось не столько гнев, сколько холодное, деловое любопытство. Он выяснял обстоятельства, как следователь на допросе.

— Мне об этом конечно же доложили, — он достал ещё одну сигарету. — И теперь я хочу понять, Александр, что вы за человек и каковы ваши намерения относительно моей дочери. Вы ведь понимаете, что вы не самая лучшая партия для Марины?

После этих слов я испытал невероятное облегчение. Сердце забилось ровнее, а на лицо невольно выползла самая дурацкая улыбка.

«Он ничего не знает о слежке! Его люди наблюдают не за мной, а за Метелью! И они увидели только то, что должны были увидеть. И их доклад о наших поцелуях в кустах заброшенного парка должны были не на шутку обеспокоить отца. Я его понимаю. Сам бы забил тревогу, если бы моя дочь…»

И вдруг дерзкая мысль буквально взорвала мозг. «А ведь это шанс!»

Одержимый безопасностью и репутацией дочери отец даёт мне в руки ключ к скрытой информации, допуск к тайнам, откровенным разговорам в семейном кругу. Проникнув в дом на правах официального претендента на руку дочери, я получу прямой доступ к информации о делах и привычках этого человека. Я мог бы попытаться выяснить, кто тот человек в парке, которому он передает документы, действительно ли он шпион или это какая-то тайная партийная игра. А еще узнать кто еще замешан во всем этом. Ради такого можно постараться.

Правда, эта игра может больно ударить по самооценке Марины. Она может поверить в мои искренние чувства. Хотя она не такая дурочка, понимает, что папа всего лишь даёт ей в руки безопасную «экологически чистую» игрушку. Надеюсь, она сможет мне подыграть. Хотя бы ради того, чтобы позлить своего бывшего и… Наташу.

Мысль о Наташе обожгла меня и легла тяжелым камнем на сердце. Сможет ли она меня понять, даже если я открою перед ней истинную причину моего поведения? Поверит ли? Сможет ли простить фиктивную измену? Ведь мне придётся изображать влюбленного в дочку партийного босса? А это не останется незамеченным в определенных кругах. И разговоры о нашей связи будут будоражить умы горожан. Одни будут радоваться, «как парню повезло», другие осуждать «повёлся на богатенькую», третьи злорадствовать и ждать, когда меня под зад коленом вернут с небес на землю… И Марина не будет смиренно ходить со мной за ручку по благоустроенным аллейкам и паркам. Она будет всячески провоцировать…

«Наташа поймет, — подумал я. — Она очень умный человек, она все поймет. Если я сам ей все объясню, в том числе и про отца Метели. И поможет, если мне понадобится поддержка.»

Виктор Сергеевич внимательно смотрел, как краски меняются на моём лице. Я то бледнел, то краснел, причем совершенно искренне. Наконец он хмыкнул, удовлетворившись произведенным впечатлением. Я понял, что пауза затянулась, надо что-то сказать.

— Марина, — начал я внезапно севшим голосом и прокашлялся. — Она необыкновенная. У нее свой взгляд на мир. И она мне действительно нравится. Серьезно нравится. А наши встречи… они не случайны.

Я рискнул посмотреть ему прямо в глаза, стараясь наполнить свой взгляд максимальной искренностью. Я блефовал, идя ва-банк.

Виктор Сергеевич молчал. Его пронзительный взгляд сканировал мои мысли, пытаясь найти там обман. Но моя «искренность», подкрепленная долей правды