Фани Дюрбах и Тайный советник - Алла Ромашова
— Дорогая мадемуазель Дюрбах, здравствуйте! Я очень-очень рад вас видеть! — В голосе вошедшего чувствовалась взволнованность.
— Ах, Сильвестр Васильевич, как чудесно, что вы вернулись! Вас не было тринадцать месяцев! — Глаза Фани светились от счастья. — Слышала, что вас посылали в Пруссию. И еще говорят о вашем повышении!
— Как же приятно, что вы меня не забыли. Меня действительно не было в России. Как раз после нашего с вами совместного расследования случилась служебная командировка, по итогам которой меня повысили. Так что в этом есть и ваша заслуга. Хотя, когда мы расставались, вы, кажется, были сердиты на меня. Позвольте поцеловать вашу ручку! — Советник с улыбкой смотрел на девушку, любуясь ее ладной фигуркой и сияющим лицом.
Фани смутилась, но руку протянула. Мужчина прижал ее к губам.
— Ах, ваши руки пахнут яблоками. Этот запах не давал мне покоя все то время, что я не видел вас, — Сильвестр Васильевич поднял надкушенное яблоко и положил его на столик рядом с зеркалом. — Так вы считали месяцы от нашей последней встречи? Могу ли я надеяться, что вы скучали по мне?
Легкий румянец проступил на щеках девушки. Она сделала строгое лицо и уже спокойным голосом ответила:
— Вовсе нет, господин Лагунов. Я скучала по нашим секретам и расследованиям.
— О-о-о! Вот этого я и боялся! — советник притворно схватился за голову, — Из — за это мне даже пришлось уехать в Пруссию!
— Вы все смеетесь! А то, что я здесь, служу в доме у генерала Нератова, вас не удивляет? — спросила суровым голосом гувернантка, но глаза её по-прежнему радостно блестели.
— Дорогая мадемуазель Фани, неужели вы думаете, что я не следил за вашей жизнью? Конечно, я знал, что вы оставили дом полковника, точнее, уже генерала Чайковского. И перебрались в Ижевск, к его превосходительству господину Нератову. Уж не за мной ли вы поехали? Мне было бы приятно! — Сильвестр Васильевич Лагунов подкрутил изящный ус.
Фани отвернулась и принялась рассматривать себя в зеркале, краем глаза поглядывая на советника: видит ли тот, как она хороша?
— Вы, Сильвестр Васильевич, нисколько не изменились. Запомните: я сама себе зарабатываю на жизнь, и сама выбираю, куда мне ехать. И уж точно — не за вами! Поклонников у меня и здесь хватает.
— Ничуть не сомневаюсь! Ну вот, мы опять принялись ссориться, как в старые добрые времена. Я бы с удовольствием продолжил нашу перепалку, но вызван по срочному делу, — мужчина перешел на заговорщический шепот, и Фани, поддавшись этому нехитрому обману, с любопытством уставилась на него. А Лагунов, словно и не замечая её интереса, спросил:
— Не подскажете ли, где генерал Нератов?
— Должно быть, на балконе, следит за аварией. Вы уже слышали?
— О промоине? Разумеется. Однако не думаю, что это могло послужить причиной моего вызова. Я буду рад поболтать с вами после разговора с генералом, а сейчас позвольте откланяться.
Лагунов лихо щелкнул каблуками и наклонил свою красиво седеющую на висках голову.
Фани, понимая, что эта битва ею проиграна, погрозила пальцем:
— Если вас долго не будет — я вас сама найду, и тогда вы не отвертитесь — расскажете, где были и что делали весь прошедший год.
— Жду нашей встречи, милая Фани.
Они разошлись: Лагунов поспешил по лестнице на второй этаж, а гувернантка, улыбаясь своим мыслям, прошла в столовую, где намечалась очередная драка между близнецами.
После повышения Лагунов носил чин статского советника. Его круг обязанностей расширился, и срочный вызов к командиру Ижевского оружейного завода вызывал некоторое беспокойство: значит, стряслось что-то из ряда вон выходящее. О визите советника генералу доложила прислуга. Сильвестр Васильевич вошел в просторную гостиную с окнами от пола до потолка. Генерал расположился на балконе вместе со своим помощником. Лагунов подошел к распахнутым дверям и откашлялся. Иван Александрович тотчас обернулся, и лицо его расцвело: пушистые усы поползли вверх, на мягких щеках образовались симпатичные ямочки, брови сложились домиком, а внимательные голубые глаза засветились весельем.
— А-а-а, рад вас видеть, господин статский советник! Проходите-проходите. Позвольте представить, — Нератов указал на красивого темноволосого человека, стоящего рядом, — поручик Болховский Александр Теодорович, мой помощник, правая рука, так сказать. Вы как раз вовремя — промоину уже заделали. Слава Богу! Вода едва не размыла низину. Болото[ii], где беднота селится, точно бы залило. Как добрались?
— Дорога была долгая, что и говорить. Думал, что останусь в Казани, но меня направили в Ижевск. И только я заселился в гостиницу — сразу же от вас нарочный! Что за срочность, думаю? Но, признаться, весьма рад нашей встрече: давно вас не видел. Всё вспоминал наш с вами вист. Уж как я соскучился по хорошей игре!
Иван Александрович подошел вплотную и обнял гостя.
— Давно-с вас у нас не было! В карты мы с вами поиграем, конечно. И вы еще не видели мою новую фотографическую камеру, недавно выписал из Парижа. Слышали про такую? — генерал, не удержавшись, показал на громоздкий деревянный ящик на высоком штативе, рядом с которым на столике аккуратной стопкой лежали металлические пластины — будущие отпечатки фотографий. — Я вам столько про нее расскажу!
— Да, я вижу. Ещё от дверей приметил! Как вам удалось ее раздобыть? Она же стоит кучу денег! Вы всегда отличались любовью к новшествам. Это изобретение Жозефа Ньепса, позволяющее делать дагерротипы. Я изучал новейшую технологию, но видел всего один раз. Буду рад познакомиться поближе с изобретением. Но ведь вы меня вызвали, Иван Александрович, не для того, чтобы вести беседы о технических новинках?
Генерал помрачнел.
— К несчастью, не за этим. Как только мне доложили, что вы в город прибыли-с, тот час отправил нарочного за вами. Знаю, что у вас поручение по службе. Но, прошу вас, выслушайте. Говорить станем вот о чем… — Нератов шумно выдохнул, провел рукой по усам и махнул на кресла: — Присядьте. Разговор долгий. Из шестого отделения исчезли секретные бумаги под литерой «А». Они должны были попасть на стол военного министра.




