Оторва. Книга пятая - Ортензия
Сейчас товарищ майор разберётся в ситуации, в которой пока плавает как свинья в апельсинах, вызовет Каренина, глянет в мои ясные очи и сдаст на радость победителей. Конечно, сдаст, как вспомнит, что по моей милости ещё и вертушку послал припугнуть неразумных хазаров. Может замполит и не давал такого приказа, что скорей всего, а командир Ми-8 сам принял решение, увидев сложившуюся ситуацию, но сути это не меняло. И что со мной сделают в советских подвалах МВД, даже думать не хотелось. А значит попадать туда ни в коем случае нельзя.
Отбросила пустую коробку из-под торта и полезла за вторым. Или мозг советскую глюкозу не воспринимал, либо мало её было в самом тортике, но ничего путного в голову не приходило.
Замполит тем временем, видимо, дочитал приказ, который ему всучил прибывший вояка и заговорил громко, чётко в своей манере:
— Какая Бурундуковая, капитан⁈ Что это вообще такое?
Капитан? Так этот франт всего лишь на побегушках у комбата. Что-то типа адъютанта, то-то вырядился, значимость свою продемонстрировать. В парадной форме припёрся или он по жизни такой? И две медали непонятные на груди. Или, в самом деле, геройский товарищ, потому его полковник и приблизил к себе.
— Что за приказ? — Продолжил майор говорить, размахивая бумажкой, — О чём вообще идёт речь? Что вы наплели командиру, что он не глядя, подмахнул, да ещё и в воскресенье? Я завтра ему доложу по форме, тогда и разговаривать будем. Бурундуковую им подавай. Да я про такую, знать не знаю.
И непонятно, забыл или прикидывается. Склонялась всё же к первому варианту. Ему диверсанта доставили, а вокруг творится непонятно что и сбоку бантик. Да и связать девочку со слёта с медалькой и каким-то уголовником в этот момент он точно не мог. Абсолютно разный типаж, даже если в лагере уже хватились меня, в чём сомневалась. Капитан об этом мог упомянуть, но не сказал, ни слова.
— Что значит наплели? — Тут же возмутился франт. — Сегодня у чёрной балки. Не вы ли вызвали вертолёт, чтобы…
Вот. Началось, блин, а глюкоза ни одной подсказки не выдала.
— Капитан, за мной, — замполит перебил адъютанта и двинулся в сторону клетки.
Ага, совершенно не для посторонних ушей разговор. Пока, не для посторонних. Не для ментов и уж тем более не спешащих на слёт. Меня решил продемонстрировать — словно зверушку невиданную. Лишь бы раньше времени не поведал адъютанту в двух словах историю, а то потом смеха не избежать.
Я откусила кусок побольше, чтобы если прозвучит вопрос, иметь время на раздумье, пока буду пережёвывать, но далеко уйти майору не дали.
Сразу несколько голосов потребовали решить вопрос с автобусами, заявив, что они прибыли первыми и в очередь за ментами им вставать не резон. У них ведь дети. Не так грубо, конечно, сказали и скорее в просительной форме, но майор остановился. Глянул на автомобиль, в котором сидели Каренин со старлеем, оглянулся и, бросив адъютанту:
— Стойте здесь, — зашагал обратно.
Даже стало жалко замполита. Со всех сторон прижали. У него дело государственной важности, а без него решить заправку автобусов не могут. Как в армии, это нормально. Подумала, снова будет спорить с прапорщиком по-поводу бензина, но майор решил всё кардинальным способом. Прошёл мимо людей ожидающих от него ответа прямиком к бензовозу. Сделал манипуляции руками, словно оторвал что-то ненужное от цистерны и, подозвав капитана, любителя баек, всучил ему это нечто со словами:
— Пломбу сохранить. Автобусы заправить по 150 литров каждый.
— А чем замерять, товарищ майор? — Подскочил тут же прапорщик, ответственный за топливо. И голос поменялся с возмущённого на елейный. Дошло, что перешёл красную черту и замполит вне себя. — Никакой посуды нет, а счётчик не работает. Это ведь лишку можно случайно слить.
Этот сольёт лишку, скорее водилы не досчитаются. Не будут ведь они возвращаться, значит можно.
— Я у тебя, Лютиков, видел банки трёхлитровые, по пятьдесят банок каждому выдать. Выполнять! — Замполит даже не оглянулся. Сказал на ходу и вернулся к адъютанту, с которым проследовали мимо клетки, на меня даже не обратив внимание.
Ну, да. Я всё ещё мебель. А на груди у франта юбилейные медали. Странное дело. Ветеранам — это понятно, им сам Бог велел памятные медали выдавать в связи с победой в Великой Отечественной. А вот молодым офицерикам с какого перепуга те же юбилейные выдавали? Вот адъютант, к примеру, он точно родился лет через пять после Победы. И за что ему?
Каренин и старлей уже подскочили и в ожидании уставились на майора.
— Где? — Спросил замполит.
— В зиповой, — отозвался Каренин, сразу сообразив, кого майор имеет ввиду.
Они вчетвером приблизились к калитке и уставились, как женщины в фильме «Девчата» на Тоську, пожирающую огромнейший бутерброд. У меня не бутерброд, вафельное печенье, но размерами не меньше.
Ну вот, момент истины. Я схомячила очередной кусок, отряхнула руки, сделала обаятельную улыбку и поздоровалась:
— Доброго вечера, товарищ майор, — а потом добавила, чтобы он меня ни с кем не перепутал, — это я. Ева Бурундуковая. Помните такую? Флаг носить буду. На слёте.
И тут же сообразила: добрый вечер не имеет ничего общего с замполитом. Во всяком случае, его глаза.
Меня, разумеется, даже в столь неприглядном виде узнал, но молчал, не меньше минуты созерцая через решётку. Даже подумалось, что подзабыл мою рожицу и теперь активно вспоминает. Или со слухом что-то произошло, и он меня не понял.
Первым заговорил адъютант, который из-за отсутствия информации заблудился в действиях майора и теперь, когда все дружно замерли, решил поинтересоваться:
— Товарищ майор. Вы мне что-то хотели сообщить конфиденциально?
Замполит оглянулся на него и, не ответив, повернул голову к Каренину. Указал на меня рукой и спросил:
— Это что?
Полный кринж. И этот меня принял за нечто неодушевлённое, а я ведь только что разговаривала как живое существо. Не заметил? Не услышал? На всякий случай поздоровалась повторно, привлекая к себе внимание.
— Так это она и есть, та самая, — растерянно выдавил из себя Каренин, вероятно уже сообразив, что звание майора досрочно ему не светит. К тому же у потенциального шпиона внезапно пропал английский акцент.
— Бурундуковая, как ты здесь оказалась? —
