Совок порочного периода - Алексей Небоходов
Она победила. Окончательно и бесповоротно. Не просто в игре – она сломила меня полностью, подчинила своей воле так, как не удавалось никому. И самое ужасное – самое прекрасное? – я был благодарен ей за это.
Потому что в этом подчинении, в этой капитуляции была странная свобода. Свобода от необходимости притворяться сильным, контролирующим, доминирующим. Свобода быть собой – слабым, желающим, полностью находящимся во власти женщины, которая играла мной как кошка с мышью.
Оставшаяся часть лекции прошла в тумане. Я сидел, уставившись в одну точку, и чувствовал, как что-то внутри меня умирает и рождается заново. Старый Леонид – манипулятор, хищник, контролирующий – истлевал, осыпался пеплом. На его месте появлялся кто-то новый. Кто – я ещё не знал. Но чувствовал, что эта метаморфоза необратима.
Когда лекция закончилась, Алёна встала первой. Собрала вещи неспешно, методично. Потом повернулась ко мне и улыбнулась – не насмешливо, как обычно, а почти нежно. Почти по-человечески.
– До завтра, – сказала она просто и ушла, оставив меня сидеть в опустевшей аудитории.
Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась за дверью. Потом опустил голову на парту и закрыл глаза. Внутри была пустота – но не плохая пустота. Скорее как чистый лист, на котором предстоит написать что-то новое.
Что именно – покажет время. И Алёна. Потому что теперь моя жизнь принадлежала ей – целиком, без остатка, без оговорок. И странным образом это осознание приносило не ужас, а облегчение.
Я поднял голову, огляделся. Аудитория была пуста, только пыль танцевала в косых лучах солнца. Встал, собрал вещи, вышел в коридор. Шаги гулко отдавались в пустоте, но я шёл уверенно, чувствуя себя впервые за долгое время на своём месте.
Потому что иногда, чтобы найти себя, нужно полностью потеряться. Иногда, чтобы стать свободным, нужно признать свою зависимость. Иногда, чтобы победить, нужно проиграть – окончательно и бесповоротно.
И я проиграл. С треском, с позором, но и с каким-то странным торжеством. Потому что в этом поражении было больше жизни, чем во всех моих прошлых победах.
Глава 12
Елена с утра, как обычно, хлопотала на кухне. Уже с порога стало ясно, что меня опять куда-то отправят. Так и случилось: стоило только вдохнуть для приветствия, как из кухни донёсся её голос – уверенный, хозяйственный и не допускающий возражений.
– Сходи в магазин, – просто сказала она и тут же принялась перечислять покупки, будто командовала операцией снабжения. Я ещё стоял в коридоре, решая, в какой последовательности одеваться: – Хлеб возьми нормальный. Не нарезной, а кирпич, вон тот, что в ящике под прилавком, – продолжала она, помешивая что-то в алюминиевом тазу. – И сметану не забудь, молоко тоже, только не порошковое, а в бутылке. Солёные огурцы, если привезли. Селёдку не бери, она вся гнилая. Понял?
Я молча кивнул, зная, что она этого не увидит.
– Леонид, ты понял или опять будешь стоять у полок, как растяпа? – Теперь она вышла из кухни и села у окна, вытирая руки о фартук. – Я же не для красоты прошу. Там и так глаз да глаз нужен, ещё ты будешь ходить кругами, как лунатик.
Я тихо вздохнул. В её голосе не было злости – только усталость от будней, которые никуда не денутся, даже если случайно свалишься в другое время.
Собирался медленно. Шарф не укладывался как надо, пуговицы на пальто словно переставили, перчатка свалилась под тумбочку. Всё раздражало – особенно необходимость тащиться в их универсам, знакомый до боли. Я помнил эти прилавки, продавщиц с грубым лаком на ногтях, стены с облупленной краской и запах дешёвого мыла. Помнил – но из детства. Теперь я должен был войти туда взрослым, чужим и разыгрывать мальчика, каким давно перестал быть.
На лестнице пахло пылью, капустой и чем-то пряным – кто-то варил рассольник. Сквозь пролёты тянуло холодом, хотя на улице уже чувствовалась весна. Под ногами скрипели доски, недовольно встречая моё возвращение.
Двор застыл, как старая фотография. Земля влажная от прошлогодних листьев, дорожки в тёмных разводах после дождя. Лужи тихо дышали, где-то звякнула закрывающаяся калитка. Мир двигался медленно, будто во сне.
На улице впервые за день ощутил свободу дыхания – свежий, влажный воздух с привкусом гари и чего-то неопределённого, похожего на надежду. Казалось, если прижаться лбом к кирпичной стене, можно услышать, как живёт эта улица – не по правилам, а по дыханию.
Мимо прошла женщина с до предела натянутой авоськой, из которой торчала банка с маринованными помидорами. За ней, прихрамывая, шёл мальчик в шапке с завязками, аккуратно держа хлеб – коричневый кирпичик в бумаге.
Смотря им вслед, я думал: неужели всё это правда было? Эти улицы, эти люди, эта неспешная жизнь, где даже ссоры звучали на полтона тише. Шёл, будто по знакомой тропе – ноги сами несли к магазину, ничего не забывая. Двор за двором, пролёт за пролётом – и вот он, тот самый универсам с колоннами, облезлыми буквами и запахом промокших шинелей.
Очередей не было: Москва готовилась к Олимпиаде. Всё работало не быстро, но по-человечески. Двери распахнулись, скрипнув на прощание.
В нос ударил знакомый дух – смесь капустного рассола, стирального порошка и неуловимо мясного запаха. У кассы по привычке переругивались две бабушки, не всерьёз, без ярости. За прилавком стояла продавщица с короткой стрижкой и жёстким взглядом, позади – весы, готовые взвесить любой твой поступок.
Я медленно пошёл вдоль полок. Всё было на месте: маргарин в жёлтой бумаге, консервы пирамидкой, сахар в серых пакетах, банки со свеклой в сиропе и, конечно, хлеб – тёплый кирпич, словно только из печи.
Взял один, потом второй, про запас. Продавщица смотрела не одобрительно и не враждебно – просто запоминала, как охранник.
Молоко в железных клетках подрагивало от сквозняка. Выбрал две бутылки с плотной фольгой. Сметана действительно была – скрытая, «для своих». Сказал, как велела Елена, продавщица молча подала банку с запотевшим стеклом.
Солёных огурцов не оказалось, селёдка лежала, тусклая и мокрая, словно никому не нужная. Отвернулся – было унизительно выбирать из плохого худшее.
Люди в зале двигались молча, как тени. Кто-то спросил: «Манка есть?» – и не дожидаясь ответа, шёл дальше. Это была не покупка, а ритуал, чтобы не сойти с ума от однообразия быта.
