Последний Герой. Том 5 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— Всё нормально, — прошептал я в ответ, наклоняясь к ней. — Так надо, поверь мне.

Пустой шприц звякнул о бетон, разлетевшись осколками.

Если я умру — всё кончено. Но если выдержу… это может стать нашим единственным шансом.

Глава 17

Нет, я и не надеялся, что препарат сработает мгновенно. Чудес не бывает, и умом я это понимал. Но должен был попробовать. Ведь Шульгин… Шульгин тогда стал совсем другим человеком, словно сбросил свою кожу и вышел наружу зверем, которого никто в нём раньше не видел. Он рвал всё на своём пути. И я хотел — нет, я был обязан — стать им. Иначе отсюда не выбраться. Обычный Максим в этой западне не протянет. Ему не хватит сил.

Я верил, что препарат высвобождает скрытые резервы организма. Пробуждает то, что обычно спит. Только у меня этих резервов — не один, а два. Один — мой, человеческий, тот, что в Новознаменске живёт и дышит. Второй — Лютого, того, кем я был когда-то — и чью жизнь я так и не дожил до конца. Макс и Лютый. В одном теле. Значит, сила и выносливость тоже должны стать двойными.

Так? Не знаю…

Эти мысли пронеслись в голове со скоростью звука, я едва успевал их ловить. Но чем дальше, тем сильнее накатывало чувство, что я допустил ошибку. Жестокую, непоправимую. Сердце вдруг забилось чаще. Удары сливались в сплошной гул, будто в груди барабанили десятки молотов. В висках грохотало так, что голова готова была разорваться изнутри. Лоб вспыхнул, кровь гнала жар к лицу, глаза заслезились.

— Что с тобой, Макс⁈ — обеспокоенно выкрикнула Кобра, хватая меня за руку. — Максим!

Я хотел подбодрить Оксану, сказать, что всё нормально, что я в порядке. Но язык будто прирос к нёбу, слова застряли в горле. Вместо человеческой речи вырвался только сиплый хрип.

Вот черт… Передоз…

И тут накатила волна — меня затрясло в ознобе, который в секунду парализовал всё тело. Казалось, что меня бьют судороги и каждая мышца сокращается отдельно, а кости скрипят под нагрузкой. По ощущениям — будто через меня прогнали тысячевольтовый разряд тока.

Но в тот же момент я понял: снаружи ничего не происходит. Моё тело оставалось неподвижным. Хотя меня будто всего поджарили внутри… А потом и вовсе тело обмякло, я потерял контроль и медленно сполз на пол.

— Максим! Максим! — слышался голос Оксаны, но он будто пробивался ко мне сквозь толщу воды или издалека, из глубины мутного колодца.

С каждым ударом моего внезапно уставшего сердца её крик звучал всё глуше и глуше. Я пытался ответить, хотел крикнуть, что жив, но во рту было сухо, а горло сжалось, словно на нём уже затягивали удавку.

И в голову врезалась одна мысль: неужели это конец? Неужели я просчитался, и этот шаг был моей ошибкой? Роковой и последней…

— Прости, Оксана… — подумал я, но так и не смог произнести это вслух.

Потому что провалился в сплошную черноту.

Ландер с недоумением, а потом и с явным удивлением наблюдал, как Яровой, казалось, сжавший зубы и пытавшийся держаться, вдруг рухнул без чувств на холодный бетон. Притворяется? Нет, никакой игры он не увидел. Неподдельный и резкий обморок, падение с глухим ударом, и Максим остался лежать неподвижно, распластавшись на полу клетки.

Его напарница — начальник уголовного розыска — не сдержала испуга. В её глазах мелькнула паника, и Ландер понял, что это не розыгрыш или хитрый трюк. Это настоящая неудача. Его неудача… Как ученого.

— Не везёт, так не везёт… — прошептал он себе под нос и махнул рукой автоматчикам.

— Вытащите тело, — приказал он уже громко.

Один из боевиков отомкнул замок. В ту же секунду Кобра рванулась вперёд, как пружина, вцепилась в автомат, пытаясь вырвать его из рук первого конвоира. Металл скрежетнул, пальцы её побелели от напряжения.

Второй успел среагировать — приклад с хрустом врезался ей в плечо, и Коробова отлетела вглубь камеры. Вскрикнула от боли, но уже через мгновение вновь поднялась, глаза горели, лицо перекосила злость. Она метнулась вперёд снова, как разъярённая тигрица.

— Без глупостей, — холодно, но громко произнёс Ландер. — Ещё шаг, и вы отправитесь следом за ним.

Он кивнул в сторону бездыханного тела ее друга. Автоматчики грубо подхватили и выволокли наружу молодого полицейского Максима Ярового, словно выбросив на помойку мешок.

— Вслед за ним, — повторил профессор, и слова эти прозвучали как приговор.

— Что с ним⁈ — кричала Кобра, срывая голос. — Скажите, что с ним⁈ Он жив⁈

Клетка уже была заперта. Тело Максима вытащили в коридор и бросили прямо на бетон. Ландер подошёл, медленно присел на корточки, как врач у постели больного. Пальцами пощупал пульс на сонной артерии, задержался там секунду, потом коснулся лба, оттянул веко, посмотрел на зрачок.

— Он мёртв, — безжалостно произнёс профессор. — В этом нет никаких сомнений.

— Ты врёшь, мудак! — закричала Кобра, бросаясь на решётку. — Хреновый ты профессор! Он не мог умереть!

— К сожалению… — проговорил Ландер, и на этот раз в его тоне действительно мелькнула тень сожаления. — К сожалению, я надеялся, что он станет моим лучшим испытуемым, особым экземпляром. Но так часто бывает. Скорее всего, анафилактический шок.

Он поднялся, отряхнул колени, словно вёл речь не о человеке, а о лабораторной крысе.

— В его организме возникла гиперергическая реакция на введённое вещество. Иммунная система восприняла препарат как чужеродный агент и включила каскад защитных реакций. Массовый выброс гистамина, спазм гладкой мускулатуры, резкое падение артериального давления. Отёк дыхательных путей. По сути — его собственный организм уничтожил себя изнутри.

Профессор произнёс всё это почти лекционным тоном, размышляя вслух, а вовсе не для Кобры. Он достал диктофон из кармана и стал записывать:

— Испытуемый тринадцать дробь семь… Передозировка препарата… Для одних организмов вещество становится катализатором скрытых резервов, для других — смертельным ядом. Это вопрос индивидуальной восприимчивости. Нужно скорректировать первичную дозу.

— Замолчи! — закричала Кобра, сжав руками прутья решётки. — Замолчи, тварь! Я не верю! Он жив!

— Уберите тело, на кремацию, — сухо распорядился Ландер.

Услышав эти слова, пленница словно лишилась стержня, будто кто-то выдернул из неё душу. Она обессиленно сползла вниз, держась за холодные прутья клетки, и тихо зарыдала. Плечи её вздрагивали, пальцы скребли сталь решётки, слёзы текли по щекам, оставляя влажные дорожки.

— Ну-ну, барышня, — с сухой усмешкой проговорил Ландер, наклонив голову набок, едва тело Макса уволокли. — В нашей работе всегда есть издержки. Кто-то становится неудачным экспериментом, кто-то — тем, на что изначально даже не рассчитываешь.

Он сделал шаг ближе, упёрся руками в поручни медицинского столика и продолжил почти ласковым тоном:

— Но вы… вы показали себя с лучшей стороны. Первую дозу препарата вы перенесли великолепно. И при этом сохранили человеческие эмоции. Это редкость. Я думаю, у вас неплохое будущее в моей лаборатории.

— Мразь ты… — выдохнула Оксана, едва слышно. — Тварь.

Ландер только ухмыльнулся, словно наслаждаясь её бессилием.

— Ничего, — сказал он почти шёпотом. — Скоро вы станете более покладистой. А после моих сеансов гипноза и вовсе забудете свою старую личность. Забудете все эти тягостные привязанности, эти человеческие эмоции, которые сейчас вас мучают. Раздирают. Делают слабой.

Он поправил очки, голос его стал чуть громче:

— Вы будете жить только ради одного. Ради новой дозы. Ради того, чтобы стать сильнее. Ради того, чтобы стать тем, кем вы никогда бы не смогли стать без моей помощи. Человеком будущего. Я бы даже сказал… больше, чем человеком.

В глазах его полыхнул огонь.

Я умер.

Нет.

Или да.

Я и раньше умирал. Почти. Потому и понял сразу — вот оно. Потому что вокруг ничего нет. Это даже не темнота. Просто пустота. Абсолютное «ничто».