Последний Герой. Том 5 (СИ) - Дамиров Рафаэль

— Нет-нет, вы неправильно подумали, — голос его звучал почти ласково. — Это не русская рулетка. Здесь всё гораздо интереснее. Поверьте, я не азартен и мой мозг не требует зрелищ. Это нужно лишь для моих исследований. Я никогда ничего не делаю просто так. Я человек науки.

Он приблизился к решётке. Я тоже шагнул вперёд, напрягся, мысленно примеряясь — дернуть за халат, вдавить докторишку в прутья, разбить голову о сталь. Но нет. Ландер остановился в полутора шагах, словно точно зная — мои руки не дотянутся. Ничьи руки не дотянутся.

— Максим Сергеевич, что вы так напряглись, — спокойно произнёс профессор, будто читая мои мысли. — Расслабьтесь и не делайте глупостей. Вам меня не достать, я соблюдаю все меры безопасности.

Вот же гад. Чувствует людей, выхватывает малейшие движения, ловит эмоции. Настоящий специалист, психолог, что называется, от бога, хоть и гнида редкостная.

— Правила просты, — продолжил он. — В револьвере один патрон, — он снова провернул барабан, и щелчки прозвучали гулко. — Я даю вам оружие. Один из вас должен убить любого другого. Добровольно.

— Ты охерел, тварь? — рыкнул Мордюков, стиснув решетку от злости.

— Тише-тише, — профессор поднял ладонь. — Я ещё не закончил. Тот, кто решится убить, будет освобождён из клетки. Я обещаю.

— Никто никого убивать не будет, — твёрдо проговорила Кобра, глядя прямо ему в глаза. — Это всё твои больные фантазии, мудила.

— Я даю шанс, — улыбнулся Ландер, — использовать его или нет — ваше дело. Как бы не пришлось потом сожалеть.

Психотерапевт отошёл к стене, человек в камуфляже скрылся в проходе. Ландер присел, вымеренным движением наклонился и катнул по бетону револьвер к нам в клетку. Оружие закрутилось, словно волчок, стукнулось о прутья и, звякнув, остановилось у кромки.

Мы стояли молча, каждый думал, что делать. Подвох чувствовался, но в чём именно — неясно. Взять оружие и пустить пулю в Ландера? Но профессор уже растворился в темноте.

И тут из динамика под потолком загремел его голос:

— Господа, приступайте. Я вас вижу и слышу. Как, впрочем, и вы меня.

Рукоятка револьвера оказалась просунутой сквозь прутья внутрь, ствол — наружу.

— А вот хрен тебе, — крикнул Мордюков. — Никто к этому не притронется!

Но едва он договорил, как участковый Чанчиков метнулся пулей. Мы и моргнуть не успели, а он уже схватил револьвер, прижался спиной к прутьям и направил ствол на нас.

— Эй, капитан, не дури, — Мордюков поднял ладони, глаза его округлились.

— Брось пушку, дебил, — процедила Кобра.

— Чанчиков, опусти оружие, — спокойно сказал я. — Это развод.

— Чанчиков… Чанчиков… — передразнил нас участковый, руки, сжимающие револьвер, дрожали. — Вы даже имени моего не знаете… Хоть кто-то скажет, как меня зовут?

— Все знаем, — сказал Мордюков. — Просто…

— Что — просто⁈ — взвизгнул Чанчиков. — Ну, кто-нибудь! Как меня зовут⁈ А?

— Тебя всегда называли Чанчиков, так просто, — твёрдо сказала Кобра. — Ну, опусти револьвер. Не дури. Мы поговорим.

— Нет! — сорвался он, лицо перекосилось. — Я не готов здесь подыхать! Не готов! Я вырвусь… Пусть и такой ценой…

— Послушай… Патрон в барабане один, — сказал я твёрдо, глядя прямо в обезумевшие глаза участкового. — Ты сможешь убить только одного из нас. Если еще и попадёшь, вон у тебя руки как трясутся. Или ранишь. Но подумай, — голос мой был словно камень. — А остальные двое? Что они с тобой сделают после? Ты подумал?

— Я… я не хочу умирать… — пробормотал он, заикаясь, — я хочу выбраться… Он… он обещал меня выпустить… — шумно сглотнув, капитан кивнул за спину, в тёмный проём, где скрывался Ландер.

И словно в ответ, из динамика под потолком раздался голос профессора, торжественный и ядовитый:

— Небольшая поправка, друзья мои. Да, патрон один. Но мои люди тут же вытащат того, кто сделает выстрел. Вытащат из клетки и не оставят на растерзание другим. Так что… решайтесь.

— Вы слышали⁈ — болезненно выкрикнул Чанчиков. — Вот! Меня вытащат!.. Простите меня… я давно хотел это сделать!

— Убить нас? — хмуро спросил Мордюков.

— Нет! — почти выкрикнул Чанчиков. — Сказать вам всё в лицо! Я не просто Чанчиков… Меня Лёшей зовут.

— Хорошо, Лёша, — Мордюков поднял ладони вверх, пытаясь успокоить его. — Убери пушку. А если решишься стрелять… Пусть это буду я. Стреляй в меня.

Семён Алексеевич шагнул вперед и расправил плечи пошире, будто надеялся собою перекрыть всё пространство этой темницы.

— Нет уж, — прохрипел Чанчиков, и ствол дрогнул, переведясь на меня. — Яровой должен сдохнуть. Это будет он…

А у меня в голове мелькнуло всё то, что говорил Шульгин, пока был не в себе. Но… этого-то не могли успеть запрограммировать?

— Это ещё почему⁈ — возмутилась Кобра.

Я тоже ждал ответа.

— Он… самый молодой и сильный из вас, — задыхался Чанчиков. — Я с ним точно не справлюсь, если что…

Щёлк! — сухо прозвучал удар курка. Он выстрелил самовзводом, барабан провернулся — и курок ударился в пустую камору.

Я рванулся на него, но Мордюков был рядом. Успел схватить меня за плечо, отшвырнул в сторону, сам шагнул вперёд. И в этот момент — щёлк! — снова взвёлся курок, и теперь барабан повернулся на ту самую камору, где сидел патрон.

Бах!

Прогремел выстрел. Звук ударил по ушам так, что мир качнулся. В бетонных стенах эхом грохнуло слишком сильно, заложило уши.

В груди у Мордюкова распустилась аккуратная дырочка. Он застыл, глядя вперёд широко раскрытыми глазами, будто не верил. Схватился за грудь, но рука застыла в сантиметре, ещё постоял, а затем пошатнулся, рухнул на колени, потом повалился на бок.

— Ах ты, сука! — закричала Кобра, бросаясь к раненому.

Я уже подскочил к Чанчикову, вырвал у него револьвер, и со всей силы ударил кулаком в лицо. Его отбросило на решётку, затылок глухо стукнулся о металл, он сполз вниз.

— Спасите! — захрипел он, ползая по полу. — Вы обещали! Спасите!

Мордюков лежал на холодном бетоне. Темное пятно медленно расползалось по форменному кителю. Тот впитывал много крови, но все впитать не мог. Полковник ещё пытался говорить:

— Ничего… ребятки… Мы еще покоптим… не дождутся… Мы… Я…

Голос затухал. Он не успел договорить фразу, отключился.

Двое автоматчиков подскочили к решётке. Стволами, ткнув сквозь прутья, они отогнали меня в глубь клетки. Чанчиков при этом сам вжался в железо, как крыса в угол. Замок щёлкнул, дверь приоткрыли, всё это время держа нас с Коброй и Мордюковым на мушке.

Выволокли участкового наружу. Ноги его подкашивались от страха, и он больше напоминал безвольный мешок, чем человека. Клетку за ним снова замкнули, ключ лязгнул в скважине.

Раздались хлопки. Редкие, медленные. Это аплодировал профессор. Вышел на свет.

— Браво, браво, — протянул Ландер, глаза его блестели. — Это было прекрасное представление.

Чанчиков ползал по полу, пытаясь подняться, но руки дрожали, ноги его не держали. Он захлёбывался криками:

— Вы теперь отпустите меня? Вы обещали!

— Да, конечно, — мягко сказал Ландер. — Я сказал, что вытащу вас из клетки.

Он махнул рукой. Один из автоматчиков поднял ствол и выпустил короткую очередь. Пули прошили Чанчикова в грудь и горло. Тот даже не успел ничего понять: как лежал на полу, так и остался, распластавшись, окровавленной мерзкой тушкой.

— Вот, — спокойно произнёс профессор, — я сдержал слово. Вытащил тебя из клетки. Но ты не прошёл проверку и мне не нужен.

Он подошёл ближе, тронул тело носком ботинка. Повернул, чтобы видеть лицо, ещё и склонился, будто хотел хорошенько рассмотреть.

— У тебя нет воли, — произнёс он холодно. — Нет стержня. Ты демонстрируешь тотальное отсутствие стрессоустойчивости, нулевая фрустрационная толерантность. Ты импульсивен, истеричен, склонен к аффективным реакциям. Личность слабая, внушаемая. Как вас отбирают для службы, я не знаю, зато знаю свои критерии. Это не субъект для экспериментов. Это бракованный биоматериал. Без обид…