Совок порочного периода - Алексей Небоходов
Я вспомнил собственные «подвиги»: попытки сломить Дарью Евгеньевну, доведение Елены до отчаяния и пьянства. Я привык брать желаемое, не считаясь с другими. А теперь получил зеркальное отражение собственных методов. Алёна использовала мою слабость – похоть и неспособность контролировать взгляд – против меня же. Заставила попробовать собственное лекарство, и вкус оказался горьким, но в этой горечи таилась особая сладость.
Впервые на моём пути появилась женщина, не испытывавшая ко мне ни страха, ни зависимости. Она была сильнее психологически и ментально, и это притягивало силой, которой я прежде не знал.
С Лерой всё было просто – лёгкая добыча, удобная игрушка. С Дарьей Евгеньевной сложнее – умная, но всё же уязвимая, поддающаяся манипуляциям. С Еленой – самая болезненная история, где я превратил любовь в грязь.
Алёна не вписывалась ни в одну из знакомых схем. Она играла со мной, как гроссмейстер с пешкой, и этим стала самой желанной из всех женщин, которых я знал. Физическое желание, вызванное воспоминанием о кружеве под юбкой, теперь сочеталось с жаждой понять её разум, её историю, истоки её силы и жестокости.
И самое удивительное – я хотел стать достойным её. Не из дешёвых романтических побуждений, а для того, чтобы быть на равных в этой интеллектуальной и психологической игре. Впервые я ощутил уважение к женщине, и это слово звучало странно и непривычно на моём языке.
Я оттолкнулся от стены, чувствуя, как возвращаются силы. Первый раунд она выиграла, но игра только началась. И я был готов учиться – если не побеждать, то хотя бы достойно сопротивляться.
Произошла странная метаморфоза – хищник превратился в добычу, охотник – в ученика. И именно это ощущение было одновременно унизительным и вдохновляющим. Потому что впервые за долгое время я почувствовал себя живым не в будущем или прошлом, а здесь и сейчас, в этом коридоре, с воспоминанием о её голосе и ожиданием новой встречи.
Я не знал, что будет дальше: придёт ли она на следующую лекцию, продолжит ли игру? Одно знал наверняка – буду стараться быть готовым. Алёна разбудила во мне не просто желание обладать, но желание соответствовать. Не только похоть, но и уважение. И теперь предстояло научиться жить с этим странным чувством – унизительным и возвышающим одновременно.
Вечер опустился на московские крыши, небо стало грязно-розовым от промышленного смога. Я сидел за кухонным столом, глядя в недопитую чашку остывшего чая с радужной плёнкой на поверхности.
Радио бормотало о достижениях пятилетки, но слова не задерживались в сознании. Взял с полки Чехова, но буквы расплывались, строчки путались, и после пятой попытки прочесть один и тот же абзац я бросил. Рядом лежала раскрытая тетрадь с конспектами лекций, покрытая бессвязными каракулями.
Всё было бесполезно. Мысли неизменно возвращались к Алёне – к сцене в аудитории, к её насмешливому шёпоту, звучащему в ушах, словно навязчивая мелодия.
Руки дрожали заметно и раздражающе. Я сжал кулаки, чтобы остановить дрожь, но лишь усилил внутреннее напряжение. Встал, прошёлся по кухне и остановился у окна. На улице загорались фонари, прохожие спешили по домам, обычная жизнь текла своим чередом, а я застрял в петле воспоминаний, бесконечно проигрывая те несколько минут, перевернувших всё с ног на голову.
В ящике стола нашлась старая пачка сигарет из прошлой жизни – того времени, которое я помнил смутно, будто чужой сон. Я не курил уже три года по субъективному счёту всех временных петель, но сейчас руки сами потянулись за помятой сигаретой и спичками.
Первая затяжка обожгла горло, вызвав кашель, но я затянулся снова. Никотин ударил в голову, притупив остроту переживаний, но ненадолго. Воспоминания вернулись с ещё большей ясностью.
Я закрыл глаза и позволил памяти воспроизвести каждую деталь: как она вошла – плавная, текучая, словно заранее знала свой маршрут; как села рядом, изящно расправив юбку; как я выронил ручку – теперь уже не был уверен в случайности этого жеста. Возможно, подсознание само подстроило этот эпизод, дав повод заглянуть туда, куда не стоило?
Полумрак под партой, запах мела и старого дерева. Её колени – сомкнутые сначала и затем медленно раскрывающиеся. Тонкое кружево белья под капроном. Уверенность в том, что она знала: где я и что делаю. Она не просто позволяла – провоцировала.
А затем её шёпот: «Ну что, понравилось?» Три слова, пробившие мою броню и уверенность в себе. Ни гнева, ни презрения – лишь насмешка и нечто другое, трудно уловимое: превосходство или жалость?
Возбуждение смешалось с виной, образуя токсичный коктейль эмоций. Я желал её, тело реагировало примитивно, но вместе с желанием пришло отвращение к себе. Я обещал себе измениться, но едва представилась возможность – снова сорвался.
Была ли это только моя вина или её провокация? Никто не заставлял меня смотреть; решение было моим. Но и она явно что-то задумала, выбрав именно меня, подстроив момент. И я попался.
«А вдруг она мной воспользовалась?» – внезапная мысль вызвала нервный смешок. Я – жертва? Тот, кто привык манипулировать женщинами? Однако чем больше я думал, тем логичнее казалась эта абсурдная мысль. Она вела игру от начала до конца, определяла правила и выбирала момент для удара. Я лишь реагировал, и теперь не мог её забыть.
Докурив сигарету, затушил окурок в блюдце. Горечь табака смешалась с горечью поражения. Я бродил по квартире, пытаясь стряхнуть наваждение, но каждый угол напоминал о пустоте моей жизни, заполненной лишь институтом и памятью о прошлых петлях.
А теперь появилась Алёна – загадка в платье, с короткой стрижкой. Первая женщина, не подходившая ни под одну привычную категорию: не жертва, не хищница – кто-то третий, необъяснимый и притягательный.
Я остановился перед зеркалом в прихожей: растрёпанные волосы, потухший взгляд. Так выглядит человек, потерявший контроль. И именно в потере контроля была некая странная прелесть.
Всю жизнь – все свои жизни – я стремился к контролю над ситуациями, людьми и собой. Планировал, просчитывал, манипулировал. Но столкнулся с тем, что контролю не поддаётся. С той, кто играет по своим правилам.
Это пугало и лишало опоры, но одновременно будоражило, словно прыжок с высоты – опасный, глупый и неотвратимо манящий.
Вернулся на кухню и налил крепкого чая. Сахар забыл и поморщился от горечи, уместной сейчас, созвучной моему состоянию. Грел руки о горячую кружку и думал о завтрашнем дне.
Придёт ли она снова? Сядет рядом? Продолжит
