Системный Барон - Миф Базаров
Аверин фыркнул, но на его скулах выступил лёгкий румянец.
— Я был подростком, Степан.
— А он, — старик кивнул в мою сторону, — в этом и вовсе младенец, тыкающий пальцем в мир и удивляющийся, что он не подчиняется. Только вот учиться ему приходится не в родовой усадьбе, где каждый угол имеет защиту, а на краю света, прячась от стражников.
Старик стёр символы ладонью.
— Прежде чем учиться рунам, тебе нужно научиться чувствовать энергию, которую они проводят. Без этого любая попытка будет взрывом парового котла.
— Когда мы сможем приступить к тренировкам? — спросил я, чувствуя, как нетерпение гложет меня изнутри.
Степан тяжело вздохнул, и его взгляд на миг устремился куда-то вдаль. Он встал, отряхивая с колен песок.
— Терпение — не добродетель, мальчик. Это необходимость. Пока твоё тело восстанавливается, дух должен закалиться.
Старик повернулся и пошёл к дому, его трость отстукивала неторопливый ритм по мокрому песку. Виконт, до сих пор лежавший с закрытыми глазами, приоткрыл один и метнул на меня понимающий взгляд.
— Он всегда такой, — сипло прошептал Аверин. — Но Степан никогда не ошибается.
Все последующие дни были похожи друг на друга как братья-близнецы. Суровый отлаженный ритм, не оставляющий места слабости.
Утро начиналось с завтрака. Густая овсяная каша, кусок мяса или сытной вяленой рыбы. Потом пробежка по влажному песку. Сначала до валуна и обратно. Через день — два круга. Через четыре — уже по три и более.
Если старику казалось этого недостаточно, то он добавлял ещё один круг, пока тело не отказывалось слушаться своего хозяина. Дистанция, казавшаяся марафонской, увеличивалась с каждым днём. Боль в мышцах из острой стала привычной.
— Сто приседаний!
— Сто отжиманий!
— Сто подтягиваний!
Командовал Степан, а я ощущал себя любимым героем аниме моей покойной сестрёнки. То ли из «Ван панч мен», то ли из «Поднятия уровня», уже и не вспомню. Но она обожала эти истории, где упорные тренировки волшебным образом превращали тщедушного юношу в силача.
Я тогда посмеивался над увлечением сестры. Теперь же воспоминания отзывались в памяти горьким и светлым эхом, придавая моим усилиям странный двойной смысл. Я делал эти сто отжиманий не только для себя. Я делал их и для неё, словно пытался доказать, что сказки о силе духа — не совсем вымысел.
До обеда Степан давал теоретические уроки. Иногда долгие и занудные, от которых дико хотелось спать. А иногда ограничивался двумя фразами.
— Думай! — стуча пальцем по лбу, завершал он каждую лекцию.
И я думал.
Интерфейс по-прежнему беспомощно мигал ошибками на любой его рисунок, но теперь я чувствовал не только раздражение, но и проблески чего-то нового — крошечные сдвиги, едва уловимый отклик на моё упрямое «хочу».
После сытного обеда меня уносило в крепкий, провальный сон, в котором тело спешно латало свои изъяны. Уж не знаю, какое зелье подсыпал Степан в еду, но просыпался я всегда бодрым и готовым к новым свершениям.
И новая порция испытаний не заставляла себя долго ждать. Пробежка под уже более высоким солнцем. Потом — приседания. Потом — отжимания на холодном песке, пока дрожь в руках не сменялась огнём в мышцах. Мы занимались до тех пор, пока скрип перегруженных сухожилий не становился слышен нам самим, а дыхание не превращалось в хриплые порывистые вздохи.
И так изо дня в день. Наши тела, хоть и медленно, но менялись. Круги под глазами становились менее явными. На рёбрах понемногу начало нарастать мясо, а живот приобрёл тощий, но упругий мышечный рельеф.
Иногда Степан по вечерам уходил в город, возвращаясь на рассвете с котомкой свежих продуктов и ворохом новостей. Через его скупые, обрывистые рассказы я по крупицам собирал картину этого мира.
Экономика, к моему удивлению, оказалось до боли схожа с российской из моего времени, только всё было вывернуто наизнанку. Здесь один доллар стоил всего пять копеек. Я сначала не поверил своим ушам, пока Степан, ворча, не швырнул на стол смятый ценник из лавки.
— На, — недовольно буркнул старик.
— Ведро Кока-колы — 2 копейки. Хлеб — 1 копейка, — читал я вслух, с каждой фразой округляя глаза.
Вся их финансовая система держалась на чём-то своём, магическом, а привычные мне валюты были жалкими разменными монетами для заграничных безделушек.
Но главные новости всегда были мрачнее цен на хлеб.
— Бунт в изоляторе окончательно подавлен, — бубнил Степан, разбирая покупки. — Потери среди стражников — семь человек. Среди заключённых — сорок три. Всех зачинщиков ликвидировали.
Он многозначительно посмотрел на меня.
— А нас? — спросил я, откладывая краюху хлеба. — Ищут?
Степан на мгновение замер, его пальцы застыли на завязке мешка с мукой.
— Беглого немага? — он хмыкнул, но в смехе не было веселья. — Нет. Твоё дело закрыли. Следствие объявило, что тело сгорело при пожаре.
— При каком пожаре? Пожара, вроде, не было? — удивился я, но старик лишь развёл руками, мол: «А кто его знает?».
— А вот его разыскивают, — он кивнул на Александра. — Но не как беглого узника. А как маньяка-убийцу, совершившего побег и, по логике следствия, готовящего новые злодеяния. За его голову объявлена награда. Очень солидная.
В хижине воцарилась тишина. Теперь мы были не просто беглецами. Мы были призраками для системы и желанной добычей для любого, кто прочитает листовку с портретом Александра.
— Значит, — тихо проговорил виконт, сжимая кулаки, — они не просто подставили меня. Они превратили моё имя в синоним чудовища. Чтобы даже намёк на мою невиновность выглядел кощунством.
Степан молча кивнул, и в этом молчании таился страшный ответ. Наша свобода была зыбкой.
— И какой у нас план? — посмотрев на старика, спросил я.
Почему-то во мне была непоколебимая уверенность, что этот хитрый слуга уже давно составил маршрут для отступления. В конце концов, перед ним стояла сложная задача: найти новое укрытие, в котором можно применять магию.
И я оказался прав.
Степан ответил на мой взгляд лукавым прищуром.
— Твоя кровь… — неоднозначно протянул он, и в глазах вспыхнул огонёк, какой зажигается у картёжника, идущего ва-банк. — Ты носишь в себе ключ. Ключ к единственному месту, куда они не сунутся. К последнему убежищу, которое не сможет обыскать
