Лекарь Империи 7 - Александр Лиманский
— Твои гормоны не работают, Разумовский, — мрачно констатировал Киселев, глядя на показатели монитора. В его голосе не было злорадства, только тяжелая констатация факта. — Твоя теория оказалась неверной.
Он был прав.
Глава 5
Объективные данные подтверждали его слова.
Я видел их полчаса назад. С-реактивный белок вырос до двухсот. Прокальцитонин зашкаливал. Объем отделяемого по дренажам за последние сутки составил триста миллилитров некротических масс.
УЗИ, которое я сделал час назад, показало дальнейший рост образования еще на полтора сантиметра. Гипотеза об идиопатическом эозинофильном процессе была неверна.
Ее следовало отбросить.
Я сжал кулаки, но не от злости. Это был физический якорь для мыслей, точка концентрации, пока мозг на полной скорости отбрасывал неверную теорию и очищал «оперативную память» для построения новой.
Возвращаемся к аксиомам.
Первое: это не стандартная бактериальная инфекция — антибиотики неэффективны.
Второе: это не стандартный аутоиммунный или аллергический процесс — кортикостероиды неэффективны.
Третье: массивная эозинофильная инфильтрация — подтвержденный факт. Они — следствие, но следствие чего?
Какая патология вызывает одновременно массивный стерильный некроз и локальную гиперэозинофилию, будучи при этом резистентной к гормонам? Переменная «Х» в уравнении все еще была неизвестна.
— Я найду причину, — сказал я вслух. Мой голос прозвучал ровно и уверенно, как констатация намерения.
Киселев медленно покачал головой.
— Хорошо бы, Разумовский. Потому что если ты ее не найдешь, дело плохо. Пациент умирает. Судя по динамике, у него не так много времени.
В уравнение был добавлен новый, критический параметр — время. Диагностический поиск из академической задачи превратился в гонку с обратным отсчетом.
Дальнейшие обсуждения в палате были бессмысленны. Требовались новые данные, которые лежали за пределами стандартной лабораторной диагностики. Я развернулся и вышел из палаты. Движения были резкими, но целенаправленными. Время пошло.
Коридор хирургического отделения погрузился в вечерний полумрак. Половину ламп выключили для экономии, и длинные тени легли на линолеум. Я стоял у окна, глядя на россыпь огней темнеющего города, но не видел их. Мой мозг методично, раз за разом, прокручивал один и тот же цикл.
Полный диагностический тупик. Перебираем переменные.
Инфекционный агент? Исключено.
Аутоиммунная агрессия? Исключено.
Токсическое поражение? Нет подтверждающих данных.
Неопластический процесс? Исключено.
Все стандартные и нестандартные алгоритмы были исчерпаны. Результат — ноль.
— Двуногий, может, это вообще не болезнь? — Фырк сидел на подоконнике, уныло свесив пушистый хвост. — Может, его прокляли? Или отравили каким-то хитрым магическим ядом, который я не вижу?
— Магия оставляет энергетические следы, — ровным тоном мысленно ответил я, не отрывая взгляда от улицы. — Сонар их не фиксирует. Следовательно, это не стандартное магическое воздействие. Хотя, все может быть. Я еще не до конца изучил магические болезни в этом мире. Но сначала мы должны сконцентрироваться на не магических и исключить их.
Я это прекрасно понимал. Еще это означало, что если болезнь магическая, то гораздо меньше шансов ее вылечить.
— А если это такая хитрая магия, которая маскируется под обычную болячку?
Теоретически возможно. Но кому мог понадобиться обычный полковник в отставке? Сзади послышались торопливые шаги.
Я обернулся.
Ко мне бежал Фролов. Запыхавшийся и взволнованный.
Странно. Он не выглядит подавленным после нашего общего провала. Наоборот. Что-то нашел? Или придумал новую, столь же неверную теорию?
— Илья! — он подбежал ко мне, едва переводя дух. — Я тут подумал… пока в ординаторской сидел, все анализы пересматривал… Может, мы что-то в анамнезе упустили? Когда опрашивали Обухова в первый раз?
Слово «анамнез» ударило как разряд дефибриллятора. Я резко выпрямился. Взгляд, до этого расфокусированный, мгновенно стал острым. В мозгу что-то щелкнуло, и вся картина пересобралась заново.
Анамнез. Черт. Системная ошибка.
Я был настолько поглощен данными лаборатории, показателями УЗИ, красивой и редкой клеточной картиной, что нарушил главный диагностический протокол. Я смотрел на болезнь, а не на пациента.
«Хорошо собранный анамнез — это восемьдесят процентов диагноза».
Аксиома. Базовый принцип, который я проигнорировал. Непростительно.
Я резко развернулся к Фролову. Вся апатия, владевшая мной секунду назад, испарилась. Ее сменила холодная энергия.
— Ты прав! — мой голос был быстрым и четким. — Абсолютно прав! Мы копали не там! Мы искали причину болезни в его печени, а нужно искать в его жизни! Пошли за мной!
Новый вектор поиска определен. Вся предыдущая работа обнуляется. Начинаем с чистого листа. И на этот раз по правилам.
Ординаторская была почти пуста. Величко уже собирался домой — рюкзак перекинут через одно плечо, куртка в руке, на лице усталое выражение человека, честно отработавшего двенадцатичасовую смену.
— Семен! — окликнул я его от самой двери. Мой голос прозвучал резко в вечерней тишине. — Поход домой отменяется.
Он замер, потом медленно повернулся. Взглянул на меня, на вошедшего следом взбудораженного Фролова и мгновенно все понял. Без единого вопроса он сбросил рюкзак на стул и повесил куртку обратно на вешалку.
Хорошая реакция. Без пререканий, без жалоб. Он понял, что это не прихоть, а производственная необходимость. Они становятся настоящей командой.
— Что случилось? — спросил он, уже снова превращаясь из уставшего человека в собранного лекаря.
— Обухов. Нужен свежий взгляд. Собираемся здесь.
Я прошел к белой маркерной доске, которая служила нам полем для интеллектуальных сражений, и взял черный маркер.
Фролов и Величко молча расселись за столом, превратившись во внимательных слушателей.
Время для нестандартного подхода.
Классическая дифференциальная диагностика завела нас в тупик, потому что мы отталкивались от симптомов. Нужно было сменить парадигму.
Забыть все медицинские догмы, обнулить все предыдущие выводы и начать с абсолютного нуля. С чистого листа.
— Так, команда, — начал я, и в тишине ординаторской щелчок снимаемого колпачка маркера прозвучал как выстрел. Я намеренно использовал это слово. Оно повышало их ответственность и вовлеченность. Они были не просто ординаторами, они были участниками решения сложнейшей задачи. — Давайте начнем с нуля. Забудьте все, что вы знаете про эозинофилы, гормоны, антибиотики. Забудьте про абсцесс.
Я нарисовал в центре доски круг и написал внутри «ОБУХОВ».
— Мы ищем не болезнь, — я обвел слово, — мы ищем причину. Что мы знаем о нем как о человеке, кроме того, что у него по неизвестной причине разрушается печень?
Фролов, как прилежный ученик, тут же поднял руку.
— Он бывший военный. Полковник в отставке. Крепкий мужик, практически всю жизнь был абсолютно здоров.
—
